Удалось нам это не сразу; москвитяне нас не пускали, мы перестреливались, делали вылазки. Наконец, в нескольких местах был разложен огонь. Не иначе, как сам Господь послал ветер, который раздул пламя и понес в противоположную от нас сторону». (Мархоцкий Н. История Московской войны. Указ. изд. С. 88–90.)
Описание Мархоцкого свидетельствует о том, что поводом для восстания стала жестокая расправа поляков над москвичами, поссорившимися с одним из поляков на рынке. Тысячи ни в чем неповинных людей были убиты прямо в своих лавках. После этого интервенты разграбили их товары. Кроме того, они лишили сана патриарха Гермогена и взяли его под стражу. Арестованный боярин A. B. Голицын вообще был убит.
Сторонники ополченцев, которых в столице было немало, не могли остаться в стороне от происходящих насилия и жестокости. Они тут же взяли в руки оружие и стали сражаться с интервентами. На Сретенке князь Д.М. Пожарский, живший неподалеку, устроил баррикаду, установил на ней пушки и метким артиллерийским огнем пресекал все попытки поляков прорваться в Белый город. Тверские ворота вообще удалось закрыть. Около Яузских ворот мужественно сражался отряд И.М. Бутурлина, за Москва-рекой – И.А. Колтовского. В итоге поляки не смогли пробиться ни в Белый город, ни в Заречье.
Тогда по совету М.Г. Салтыкова интервенты решили устроить пожар на той территории, где были сторонники ополченцев. Салтыков первым поджог свой старый двор (сам он жил в Кремле на дворе И.В. Годунова), за ним поляки стали сжигать высокие деревянные башни и церкви, стоявшие в начале улиц.
Н. Мархоцкий так описал, к чему привел московский пожар:
«Так закончился для нас этот день. Ночь мы провели беспокойную, ибо повсюду в церквах и на башнях тревожно били колокола, вокруг полыхали огни, и было так светло, что на земле можно было иголку сыскать. Переночевав, стали думать, что делать дальше. Бояре сказали: «Хоть весь город сожгите, как уже часть его сожгли, – стены вас отсюда не выпустят. Надо всеми силами стараться зажечь заречный город. Вокруг него лишь деревянная стена: сможете и сами выходить, и подкрепления принимать».
Узнав о нашей беде, из Можайска пришел пан Струсь, хоть и не обязан был этого делать. Москвитяне упорно защищали свой заречный город, ибо он был стрелецкой слободой, и там было кому сражаться. Но, наконец, с дольшим трудом и немалыми потерями наши своего добились – город запылал. Огонь катился дальше и дальше – до самой стены, – ее уже никто не пытался спасти. Деревянные стены выгорели дотла, люди уходили из города в окрестные слободы и монастыри. Был оставлен и Белый город: все люди ушли в поле, так что наши, не встретив сопротивления, выжгли его до основания. Этот пожар все разорил, погубил великое множество людей. Великие и неоценимые потери понесла в тот час Москва».(Мархоцкий Н. Указ. соч. С. 90.)
Даже поляки осознали, какой великий урон нанесли столице Русского государства, желая подчинить его своей власти. Русские же люди окончательно поняли, что интервенты – их злейшие враги и что никакие мирные договоренности с ними невозможны. Монахи Троице-Сергиева монастыря, узнав о московской трагедии, тут же отправили монастырских слуг на помощь ополченцам и стали писать и рассылать грамоты по городам с призывом ко всем православным людям – немедленно начать самую беспощадную борьбу с «кровоядцами проклятыми люторами и латынью». В этих писаниях подробно рассказывалось о злодеяниях интервентов: «Конечное разорение и погибель святым Божиим церквям, осквернение чудотворных образов, многоцелебным мощам поругание, инокам многолетним и инокиням добродетельным обругание и осквернение… От старец даже и до сущих млеко младенец всякого возраста и всяк народ общий христианский и множество безчисленное во градех и в селех христианскиа работныя чади не все ли от них без милости пострадашя и горькими и лютыми смертьми скончашася и в плен разведены бышя?» (Сказание Авраамия Палицына. СПб., 1909. Стб. 302–303.)