По версии «Нового летописца», слепой Симеон стал обличать самозванца, и этим вызвал его гнев. В итоге он был отправлен в монастырь и пострижен в монахи. Но, думается, дело было в том, что слепой человек не мог стать наследником молодого царя. Поэтому Симеона по его просьбе отправили в элитный Кирилло-Белозерский монастырь, где он принял постриг.
Новым наследником Лжедмитрия, видимо, был объявлен боярин и князь Ф.И. Мстиславский, также состоявший в родстве с правившей династией московских князей. Он получил в подарок большой дом Б.Ф. Годунова в Кремле и женился на одной из представительниц рода Нагих (двоюродной сестре Марфы-Марии Федоровны), поскольку в это время был вдовцом.
Невеста была подыскана и для вернувшегося из ссылки князя В.И. Шуйского. Он должен был жениться после венчания Лжедмитрия с Мариной Мнишек.
Желая всячески прославиться, самозванец приказал называть себя «непобедимым цесарем», т. е. императором. В официальных документах для внутреннего пользования его титул писался так: «Мы, наияснейший и непобедимый самодержец, великий государь цесарь». В дипломатических документах он был еще более пышным: «Мы, непобедимейший монарх, Божиею милостию император и великий князь всея Руси, многих земель государь, и царь самодержец, и прочая, и прочая, и прочая».
Польского короля Сигизмунда III глубоко возмутило это нововведение, поскольку он не признавал даже царский титул русских государей, называл их только великими князьями и ставил себя на одну ступеньку выше. Поэтому в ответном письме в Россию король назвал «Дмитрия» только великим князем Московским.
Возмущенный самозванец пообещал объявить Польше войну за это оскорбление. Пока же по указанию Римского Папы он начал готовиться к походу на Азов против неверных турок. Победа могла прославить его по всей Европе и вывести в число лидеров среди остальных правителей. При этом его не интересовало, что Русское государство не было готово к этой дорогостоящей и требующей больших людских ресурсов войне.
По указанию Лжедмитрия в Москве начали отливать пушки и отвозить в Елец. Туда же было приказано свозить продовольствие для войска во время похода. Он намечался на лето 1606 г. Пока же самозванец лично занялся обучением стрельцов. По его приказу в окрестностях столицы строились потешные крепостицы, которые необходимо было штурмовать. В этих штурмах он и сам принимал участие, как рядовой воин. Потом он повелел возвести на льду Москва-реки странное сооружение, прозванное москвичами «Адом». Оно было деревянное и раскрашено в виде жуткого чудища. В глаза, рот и нос его были вставлены маленькие пушки, из которых вырывалось пламя. Кроме того, сзади находились люди в костюмах чертей, которые неожиданно выскакивали и поливали зевак смолой. Лжедмитрий приказал поставить «Ад» под окнами дворца и со смехом наблюдал за тем, что происходило вокруг него. Для добропорядочных горожан его развлечение казалось кощунственным.
Многие современники отмечали, что «Дмитрий» был равнодушен к вопросам веры и считал, что разница между католичеством и православием несущественна. Он вел переписку с Римским Папой и обещал объединить православную церковь с католичеством. Правда, конкретных сроков совершения этого важного акта не называл, понимая, что русские люди ненавидят «проклятое латынство».
Характерно, что в быту самозванец не расставался с чудотворной иконой Курской Богоматери и часто молился около нее. Кроме того, он отправил в Львов 300 руб. в виде шкурок соболей для сооружения православного храма. По его приказу в Москве Иван Андроников Невежин печатал православные духовные книги, которые рассылались по церквям. На них непременно указывалось, что они были изданы «повелением поборника благочестия и ревнителя божественных велений благоверного и христолюбивого, исконного государя всея великой России, крестоносного царя и великого князя Дмитрия Ивановича».
Духовником Лжедмитрия стал архимандрит Рождественского монастыря во Владимире. Это было нарушением традиции, согласно которой духовниками царей являлись протопопы Благовещенского храма в Кремле. Видимо, самозванец не хотел часто встречаться со своим духовником и постоянно находиться на его глазах. Ему было что скрывать от ревнителей благочестия. Он не молился перед обедом, не мыл рук после трапезы, но любил в это время слушать музыку и пение. Это выглядело противоестественным для православного человека. К тому же его любимым блюдом была телятина, которую русские люди не употребляли. Нарушал он и другие обычаи, сложившиеся на Руси веками: не ходил в баню, не спал после обеда, иногда покидал дворец без пышной свиты, чтобы принять участие в потешных боях с медведями, заглянуть в ремесленные мастерские или испытать новую пушку. По ночам в его дворце устраивались настоящие оргии, на которые приводили симпатичных девушек, даже монашек.
Все это, несомненно, возмущало старых представителей знати, но у молодых дворян поведение «Дмитрия» вызывало восторг, и они готовы были ему подражать.
Новшества, вводимые Лжедмитрием, будоражили умы москвичей, поэтому вскоре появились обличители его самозванства. Дворянин Петр Тургенев открыто всем говорил, что Дмитрий – не истинный сын царя Ивана Васильевича, а просто ловкий обманщик. Торговец Федор Калачник даже утверждал, что он антихрист и посланец сатаны. Кроме того, на рынках часто появлялись люди, которые шепотом сообщали всем, что в Польше специально подменили настоящего царевича Дмитрия и прислали вместо него вора, еретика и чернокнижника.
Вскоре оба смутьяна П. Тургенев и Ф. Калачник были арестованы и казнены. Это напугало шептунов, и они на время замолкли. Но брожение среди москвичей обеспокоило Лжедмитрия. Он понял, что ему необходима поддержка в лице польских родственников будущей жены.