Одним словом, Борис делал все, чем только можно заслужить любовь народа, и в полной мере достиг своего желания: все с восхищением смотрели на умного и миловидного брата прелестной царицы, все любили молодого боярина, всегда доброго и ко всем приветливого. Но к несчастью, при этой наружной доброте и приветливости во властолюбивом сердце Бориса, в его хитром уме таилась гордая мысль быть первым человеком в государстве по близкому родству с супругой Федора. После несчастной смерти старшего царевича эта мысль еще более укрепилась в пылкой голове молодого честолюбца: будущим царем был супруг его нежной сестры, князь робкий, слабый, вовсе не способный царствовать, чрезвычайно любивший свою супругу и совершенно покорный ее воле. Правда, она не употребляла во зло эту власть, потому что была доброй и кроткой женщиной; но зато ее брат надеялся в полной мере пользоваться слабостью Федора и точно не ошибся: молодой царевич, сделавшись государем, радовался, что имеет такого умного родственника, и без всяких размышлений о последствиях поручил ему все государственные дела, оставив при себе только одно имя царя.
Народ, привыкший видеть в Ирине свою милую благодетельницу, привыкший называть ее второй Анастасией, не только не роптал, но даже радовался, что ее добрый брат, не боявшийся защищать несчастных перед жестоким царем, помогает слабому и больному Федору управлять государством. За эту помощь Борису был пожалован титул «слуги». Этот титул был знаменитее боярского, и на протяжении целого столетия был дан только трем вельможам: князю Симеону Ряполовскому, спасшему от злобы Шемяки маленького Иоанна III; князю Ивану Михайловичу Воротынскому за его славные победы и сыну его, князю Михаилу, за взятие Казани. Ум Бориса, его познания, твердость нрава были необходимы для царя, и Борис, оставшись только правителем России, ближним великим боярином и, наконец, слугой Федора, остался бы благодетелем нашего Отечества и великим человеком своего времени. Но он захотел быть царем, захотел увеличить свое несметное богатство сокровищами всего государства, и с этой минуты слава его помрачилась, все великие достоинства потеряли свою цену: Борис начал приготовляться к ужасному злодейству, которое поразит ваши нежные сердца, мои милые читатели!
Эта перемена в расположении души правителя, это беспокойство, которое всегда приметно в человеке, когда у него есть какое-нибудь злое намерение, не скрылись от проницательных глаз добрых вельмож, заседавших вместе с ним в боярской Думе. Они начали подозревать, какого рода замыслы могли таиться в гордом сердце любимого брата царицы при государе, не имевшем детей, и в страхе за жизнь царя, хотя слабого, но все-таки любезного народу, в страхе за жизнь маленького царевича Дмитрия — наследника престола и последнего из Рюриковичей, последней надежды Русских, — добрые и верные бояре вместе с митрополитом Дионисием и со многими дворянами и купцами Московскими решились открыться Федору и умолять его быть осторожным; но прежде, чем они успели сделать это, хитрый правитель узнал через своих приверженцев о заговоре и жестоко отомстил за него.