Бирон начал с того, что учредил для этого взыскания особенное присутственное место, которое называлось Доимочным приказом[345]
. Оно получило самое строгое повеление взыскивать деньги безо всяких отговорок. Зная, что значат повеление Бирона и его угрозы, чиновники приказа точно с такой же строгостью рассылали указы по областям к воеводам. А воеводы, несмотря на то, что были начальниками областей, боялись одного имени Бирона, особенно после того, как некоторые из них сидели в темницах за медленное взыскание. Можете себе представить, как взыскивалась эта недоимка и что терпели несчастные, бывшие не в состоянии заплатить ее! Все, что ваше невинное воображение, еще не привыкшее к ужасам, может представить себе, наверное, будет еще недостаточным и не даст вам настоящего понятия о злобе Бирона. Но я не буду описывать ее вам подробно; довольно сказать, что со времени учреждения Доимочного приказа какое-то всеобщее уныние и ужас распространились по всей России! Страдали крестьяне; терпели и их помещики. Те и другие часто умирали или в темницах, или в мучениях пыток. Плач народа доходил до самой столицы, но заглушался в ней стараниями многочисленной толпы приверженцев или, лучше сказать, шпионов герцога Курляндского. Эти недостойные люди были так искусны в своем низком ремесле, что нельзя было сказать против Бирона ни одного слова, которого бы он не узнал! Огромные суммы денег, раздаваемые доносчикам, увеличивали их число и вскоре разорвали почти все связи родства и дружбы: многие, спасая себя, предавали родственников и своих знакомых, изменяли обещаниям, решались на все, чтобы только избавиться от ужаса и не попасть в руки шпионов Бирона! Но часто все это не помогало, и несчастные погибали, добившись своим низким поступком только того, что несколько новых жертв гибло вместе с ними.Так страдал народ, и государыня, исполненная беспредельной доверчивости к своему любимцу, ничего не знала об этом, и, если иногда до нее доходили какие-нибудь невыгодные для него слухи, она никогда не верила им и тотчас же рассказывала о них со всеми подробностями Бирону, который, разумеется, всегда находил средства и оправдаться, и наказать дерзких, осмелившихся думать об его низвержении. В числе таких жертв мстительности Курляндского герцога был и тот кабинет-министр Волынский, о котором мои читатели уже слышали: он заплатил жизнью за свое намерение раскрыть низость Бирона. Но его ли только судьба служила доказательством могущества этого злобного духа-губителя Русских в течение десяти лет? Нет, не только многие знатнейшие роды вельмож гибли или были сосланы в это время, но и все члены императорского семейства были в той или иной мере в зависимости от Бирона. Главным лицом среди них была молодая племянница государыни, дочь ее сестры, герцогини Мекленбургской, принцесса Екатерина. Она привезена была двенадцати лет ко двору Анны Иоанновны, и с того времени носился в народе слух, что вдовствующая императрица, уже несколько раз отказывающаяся от второго супружества, назначает своей наследницей эту единственную дочь своей родной сестры и последнюю отрасль поколения Иоанна Алексеевича.
Этот слух еще более подтвердился потом, когда маленькая принцесса приняла Греческую веру, когда ее назвали по имени императрицы Анной и, наконец, уже начали говорить о выборе для нее супруга. Дворы Австрийский и Прусский наперебой искали чести представить жениха для такой знаменитой невесты, и Австрийский двор одержал победу: племянник Австрийской императрицы, принц Брауншвейгский,
Антон Ульрих, был назначен женихом молодой принцессы и в 1733 году приехал для этого в Петербург. Но что значило общее согласие обоих дворов, что значила воля самой императрицы, желавшей этого брака, перед замыслами честолюбца, который считал для себя все возможным. В его голове мелькнула дерзкая мысль, что и его сын мог бы быть достойным женихом принцессе Анне, и принц Брауншвейгский прожил более шести лет в России, напрасно ожидая дня своей свадьбы. Наконец, в 1739 году новые старания Австрийского двора заставили императрицу решиться, прежде чем Бирон довел до конца свой смелый план, и свадьба принцессы совершилась 3 июля 1739 года со всем великолепием, которое Анна Иоанновна очень любила.Русский купец
Не думайте, однако, чтобы герцог Курляндский спокойно расстался с намерением, более шести лет его занимавшим. Нет, внешнее его спокойствие на свадьбе герцога Брауншвейгского[346]
означало какие-то новые замыслы, таившиеся в его голове. Нельзя было узнать их, потому что хитрец умел быть скромным, но можно было только догадаться о них по разговорам придворных: после свадьбы принцессы Анны уже никто не называл ее наследницей престола, а только матерью будущего наследника, потому что императрица торжественно объявила, что отдаст престол одному из будущих сыновей своей племянницы.Император Иоанн и регентство Бирона 1740 год