Всю ночь не спали ни русские, ни казанцы: они тоже догадались, что готовится решительный приступ. Солнце всходило. Казанцы стояли на стенах, русские в укреплениях. Государь молился в походной церкви. Диакон читал Евангелие. Только он сказал: «Да будет едино стадо и един пастырь!», как раздался грохот, будто гром, земля дрогнула, церковь затряслась. Это был взрыв подкопа. Служба прервалась; государь вышел и взглянул на Казань. Она была покрыта мглою, над ней носились пыль и песок, глыбы земли, обломки домов и башен падали на город. Иоанн велел продолжать. Диакон произнес: «И покорите под нозе его всякаго врага и супостата», и тут взорвало другой подкоп, сильнее первого; русские воскликнули: «С нами Бог!» и бросились на битву. Но казанцы уже стояли на разрушенных стенах, не стреляли, кричали: «Аллах! Аллах! Магомет!» и вдруг выстрелили разом. Пули, каменья, стрелы помрачали воздух, много русских погибло, но другие всходили на стены; казанцы давили их бревнами, обливали кипящим варом, не прятались сами за щиты и падали от огня наших пушек и стрелков. Если бы русские замедлили, то могли погибнуть, но они храбро бросились на врага, сломили его и овладели стенами. Когда Иоанн по окончании обедни вышел из шатра и сел на коня, русские знамена уже развевались над Казанью.
Но битва еще не кончилась: когда русские ворвались в город, то увидали разные дорогие вещи, и многие принялись грабить, даже те, которые во время приступа спрятались во рвах; слуги, купцы, кашевары пристали к ним. Но Едигер заметил это и с отборным войском бросился на русских, потеснил их; грабители перепугались, закричали: «Секут! Секут!» и побежали. Иоанн увидел это, изменился в лице, подумал, что русские побеждены, но потом сошел с коня и сам вступил в город с отборной двадцатипятитысячной дружиной. Она решила битву; татары стали отступать. У главной мечети Кульшериф начальник татарских мулл, то есть духовник, и муллы встретили русских с ножами в руках, и все до последнего пали.
Татар еще оставалось 10 тысяч. Курбский с двумя сотнями воинов загородил им дорогу. Они возвели Едигера на башню и закричали, что просят переговоров. Воевода Палецкий был близ этого места. Казанцы сказали ему: «Пока было у нас царство, мы умирали за царя и отечество, теперь Казань ваша, отдаем вам и царя живого и нераненного, а сами идем на широкое поле испить с вами последнюю чашу!» Они точно выдали царя и главных вельмож и вышли в поле. Курбский не мог оставить их, хотя был весь изранен. Иоанн послал за ними Микулинского, Глинского и Шереметева, и они истребили остатки татарского войска. Посланные от Воротынского сказали Иоанну: «Государь, Казань ваша, что прикажешь делать?» Иоанн отвечал: «Славить Всевышнего!» и водрузил животворящий крест, назначив быть на этом месте первой христианской церкви. Потом он въехал в крепость. Множество освобожденных русских пленников встретили Иоанна, пали на землю и говорили: «Избавитель, ты вывел нас из ада! Для нас, бедных сирот, ты не жалел головы своей!» Иоанн велел отвести их в стан и питать от своего стола, милостиво говорил своему войску, обещал любить и жаловать, как детей, и отдал воинам всю казанскую добычу, себе оставил только Едигера, с которым обошелся ласково.
Казанский царь потом принял христианскую веру, наречен в святом крещении Симеоном и сделался верным слугою России. Утемиш-Гирей тоже крестился, а мать его Сумбека вышла за Шиг-Алея. Старые бояре и воеводы советовали Иоанну остаться в Казани, чтобы укрепить за собой завоевание, но он спешил в Россию. Везде его принимали с великой радостью. Да нельзя было и не радоваться: уже теперь не приходилось более терпеть от грабежей казанских, а какая была слава завоевать сильное Казанское государство! Еще прапрадед Иоанна Василий Темный был в плену у царя казанского и платил ему дань, а теперь эта самая Казань стала русским городом. Последний приступ к ней был 2 октября 1552 года.
Казанцы после этого еще много раз бунтовали, но были усилены, и казанский наместник князь Петр Шуйский, и первый тамошний архиепископ св. Гурий все привели там в порядок.
Глава XX
Иоанн IV со времени покорения Казани до кончины Анастасии