История России. Век XX

Позднее, в сентябре 1917-го, другой эсеровский вождь, В. М. Чернов, резко обвинил своих соратников во «властебоязни», «в уступках кадетам», в привычке «топтаться вокруг власти», и «на возражения, что взятие власти до Учредительного собрания (как и сделали вскоре большевики. – В. К.) является ее узурпацией, отвечал: «…что же касается вопроса об «узурпаторстве», то кто же может оспаривать очевидный факт, что сейчас массы тянутся именно к социалистическим лозунгам и партиям, а следовательно пришел их исторический черед…» И Чернов сетовал, что власть не была захвачена эсерами ранее. «Надо было, – упрекал он свою партию, – не упускать, когда все шло прямо к нам в руки, а «не удержался за гриву – за хвост и подавно не удержишься»…»[313]

Могут возразить, что, несмотря на подобные речи, эсеры все же не предприняли тогда (в отличие от большевиков) реальной попытки захватить власть; слова так и остались словами. Дело в том, однако, что призывы Чернова были совершенно беспочвенными. Ведь «взять власть» над Россией возможно было не в сельской «глубинке», где эсеры действительно пользовались тогда огромным влиянием, но в «столицах». А выборы в Учредительное собрание с беспощадной ясностью показали, что эсеры не имели в столицах ровно никакой опоры.

Так, в Петрограде за них проголосовали… 0,5 процента избирателей, между тем как за большевиков – 45,3 процента плюс за союзных им левых эсеров – 16,2 процента (в целом – 61,5); нельзя не сказать и о том, что петроградский военный гарнизон отдал большевикам 79,2 (!) процента голосов, левым эсерам – 11,2 процента, а эсерам всего лишь 0,3 процента… В Москве эсеры получили больше голосов – 8,5 процента, но это, вероятнее всего, объяснялось тем, что здесь (в отличие от Петрограда) левые эсеры еще не «отделились», а кроме того, большевики получили в Москве 50,1 процента голосов, то есть больше половины, и 70,5 процента – в московском гарнизоне.

И едва ли стоит сомневаться в том, что если бы эсеры имели в Петрограде такое же влияние, как большевики, они без всяких колебаний осуществили бы процитированные выше призывы своих вождей Авксентьева и Чернова.

Кстати сказать, Авксентьев и его сподвижники А. А. Аргунов, В. М. Зензинов и др. поступили именно так позднее, в сентябре 1918 года, в Сибири, где эсеры ранее, во время ноябрьских выборов 1917 года, получили (в различных округах) от 54,4 до 87 процентов голосов. Воспользовавшись мятежом находившегося в Сибири Чехословацкого корпуса (сформированного в 1917 году из военнопленных и эмигрантов), разогнавшего местные большевистские власти, эти эсеры образовали 23 сентября 1918 года в Уфе «Всероссийское правительство», которое 9 октября переместилось в Омск. Правда, как это ни неожиданно, уже в октябре начались крестьянские бунты против вроде бы столь желанного крестьянству эсеровского правительства, о чем рассказано, например, в приведенных выше фрагментах из дневника находившегося тогда в Сибири генерала Будберга. И это Всероссийское правительство просуществовало всего лишь 56 дней…

Подводя итог, приходится сказать, что мнение, согласно которому эсеры выражали «волю народа», а большевики были только кучкой заговорщиков, насильственно лишившей эсеров власти (которая являлась бы подлинно народной), едва ли имеет под собой реальное основание. Ибо, как уже подробно говорилось ранее, после крушения многовековой государственности народ не принимал никакой власти вообще – что так очевидно выразилось в его отношении к эсеровской власти в Сибири, где, казалось бы, она была столь любезной (имея в виду тамошние результаты выборов в ноябре 1917 года). Народ мог тогда лояльно относиться к власти лишь до тех пор, пока она не начинала осуществлять свои необходимые мероприятия; как только власть эсеров в Сибири начала создавать (в октябре 1918 года) свою армию, «толпы крестьян (это уже цитировалось. – В. К.) напали на город и перебили всю городскую администрацию (эсеровскую. – В. К.) и стоявшую там офицерскую команду».

И совершенно ясно, что если бы большевики и левые эсеры не решились или не смогли бы разогнать Учредительное собрание, и преобладавшие в нем эсеры (правые) обрели власть над Россией, они неизбежно столкнулись бы с тем же самым «своеволием» народа и вынуждены были бы отказаться от декларируемого ими «демократизма».

Впрочем, это только чисто абстрактное предположение; эсеры не имели тогда никаких шансов получить власть над Россией, ибо, как уже отмечено, власть можно было взять только в столицах, а эсеры не располагали в них никакой опорой (0,5 процента голосов петроградских избирателей на выборах 12 ноября). Россия с давних пор являла собой сугубо централизованную страну, и власть, установившаяся в столице, затем как бы сама собой распространялась в другие города и села. Так было в Феврале, так повторилось и в Октябре.