История России. Век XX

Закономерность движения истории подтверждается и тем, что Троцкий в своем уже цитированном сочинении 1936 года (в главе «Куда идет СССР?») смог так или иначе предсказать состоявшийся через двадцать лет XX съезд партии, на котором был крайне резко осужден совершившийся в середине 1930-х годов поворот, определенный Троцким прежде всего словами «партия мертва». Хрущев говорил в своем докладе, что «Ленин решительно выступал против всяких попыток умалить или ослабить роль партии» (цит. изд., с. 20), а между тем Сталин осуществил «массовый террор против кадров партии» (с. 311).

И. Дойчер со своего рода упоением писал в 1963 оду: «Троцкий прокладывал путь для тех, кто многие годы спустя крушил монументы Сталину, выбросили его тело из Мавзолея на Красной площади, вычеркнул его имя с площадей и улиц и даже переименовал Сталинград в Волгоград. С ясным пониманием, что это произойдет, Троцкий напоминает… “Месть истории сильнее, чем месть самого сильного генерального секретаря. Я думаю, что это утешает”. На пороге своего собственного крушения в результате последнего акта предательства Сталина (речь идет о подосланном мнимом «троцкисте»-убийце. – В. К.) Троцкий уже наслаждается грядущим возмездием истории и своей посмертной победой» (цит. соч., с. 486).

Но не стоит увлекаться этими эффектными формулами; пред нами в конечном счете все то же «культовое» толкование истории, хотя биограф Троцкого – вроде бы непримиримый разоблачитель «культа». Личные действия Сталина и Троцкого (а также словно бы выполнявшего «завещание» последнего Хрущева) – это только внешние проявления хода самой истории.

Ход исторического времени, как уже говорилось, уместно сравнить с ходом часового маятника, отсчитывающего «абстрактное» время. «Маятник» истории с октября 1917 года двигался в одну сторону, в середине 1930-х годов начал, в сущности, противоположное движение, а в середине 1950-х опять двинулся «влево»{203}.

Разумеется, это только самая элементарная «схема» исторического движения; под ней – глубокие и подчас даже таинственные сдвиги в поведении и сознании активной (в политическом и идеологическом плане) части населения страны.

При этом (о чем самым подробным образом говорилось в первом томе моего сочинения) поворот середины 1930-х годов являлся выражением не личной воли Сталина, а воли самой истории, и точно так же в движении «влево» в середине 1950-х нельзя усматривать волю Хрущева. Так, явления «оттепели» (см. выше) наметились еще в последние годы правления Сталина. Весьма многозначителен и тот факт, что Никита Сергеевич, который в феврале 1956 года яростно проклинал Сталина, 5 марта 1953-го, по его собственному позднейшему признанию, «сильно разволновался, заплакал… волновался за будущее партии, всей страны»[968], – то есть еще явно не был готов к отвержению «тирана»…

Однако «маятник» истории страны в целом – вернее, наиболее энергичной части ее населения – к тому времени уже начал движение (правда, пока очень медленное и неуверенное) «влево», что выразилось хотя бы в названных выше литературных произведениях, опубликованных еще при жизни Сталина, но поднятых на щит после его смерти. Ледяная глыба государства уже подтаивала до 1953 года.

В моем личном опыте это неоспоримо проявилось в политикоидеологическом «настрое» наиболее активных студентов конца 1940 – начале 1950-х годов, но, конечно, были и многообразные иные проявления того же самого. Существеннейшую роль играли, естественно, многие члены партии, вступившие в нее еще до поворота середины 1930-х годов и «уцелевшие» в 1937—1938-м. Теперь, спустя пятнадцать лет после «разгрома» партии, они стремились, так сказать, к «реваншу». И под руководством Хрущева было «возрождено» многое из эпохи 1917–1934 годов, хотя дело шло, конечно, не о действительном возврате к прошлому (что вообще невозможно), а к определенному его продолжению в новую эпоху. Вот хотя бы один характерный факт. В 1920 году в самом центре Москвы, на Театральной площади (с 1919 по 1991 год – площадь Свердлова), при активнейшем участии Ленина состоялась закладка памятника Карлу Марксу и была даже выставлена его модель. Но затем проект забраковали. Вполне вероятно, что, если бы Ленин прожил дольше, памятник основоположнику появился бы. Но только Хрущев осуществил в 1961 году ленинский замысел.

Эта, казалось бы, частная историческая «деталь» хрущевского времени все же, как я постараюсь доказать в дальнейшем, очень существенна для понимания хода истории.

В первое («маленковское») время после смерти Сталина вроде бы не предполагались существенные политические перемены (другой вопрос – по сути дела утопические для того времени экономические инициативы Маленкова); напротив, государственная структура, созданная при Сталине, как бы окончательно утверждалась, оттесняя партию на задний план.