Настроения, которые были характерны для русского общества, хорошо передал И. С. Аксаков: «Кто не был свидетелем этой поры, тому и не представить себе, каким движением внезапно была объята Россия. Откуда ни возьмись, «общественное мнение», — которого и существования не подозревали, и в принципе не признавали, — явилось такою неодолимой нравственной силой, которой никакая в мире живая, личная власть не могла сопротивляться. Словно неистовством вешних вод прорвало плотину, и помчался бурный мутный поток, неся на хребте — вместо льдин и мусора — протесты, укоры, беспощадную критику прошлого тридцатилетия и бесчисленные предположения реформ».
Разночинцы-шестидесятники.
Общественное оживление, которое в России сопровождало начало каждого царствования, в это время имело ясно выраженную реформаторскую направленность. Оно охватило не только столичное и провинциальное дворянство, но и разночинную интеллигенцию, роль которой в общественной жизни становилась все заметнее. Со временем эта часть русского общества стала именоваться шестидесятниками, отделяя себя тем самым от людей сороковых годов. По мнению шестидесятников, та полоса русской жизни, когда они играли важную общественную роль, началась в первый день царствования Александр II, 19 февраля 1855 г., и продолжалась до каракозовского выстрела 4 апреля 1866 г. У современников возникло представление о существовании особого явления общественной мысли — шестидесятничества, к которому принято было относить разнообразные стремления к радикальным переменам в политической и социально-экономической областях. Наиболее крайние шестидесятники нередко назывались нигилистами.Для разночинной интеллигенции был характерен радикализм суждений, нетерпимость к чужим мнениям, неприятие старых бытовых и семейных традиций. Характеризуя шестидесятников, либеральный литератор А. В. Никитенко писал, что они «и не подозревают, какие они сами деспоты и тираны: как эти желают, чтобы никто не смел шагу сделать без их ведома или противу их воли, так и они желают, чтобы никто не осмелился думать иначе, чем они думают. А из этих тираний самая ужасная и тирания мысли».
Вольное слово Герцена
. Огромную роль в переломе общественных настроений, наступившем с воцарением Александра II, сыграл А. И. Герцен, Вольная типография которого открыла доступ к свободному слову. В 1855 г. Герцен приступил в Лондоне к изданию альманаха «Полярная звезда», названием которого он утверждал преемственную связь и свое «кровное родство» с декабристами. Вслед за тем, в 1856 г., он стал печатать «Голоса из России», где находили место самые разные материалы, написанные на злобу дня. В 1857 г. совместно с Н. П. Огаревым А. И. Герцен стал издавать газету «Колокол», где события, происходившие в стране, «ловились на лету» и тотчас же обсуждались. «Колокол» имел в России множество тайных корреспондентов, среди которых были И. С. Тургенев, К. Д. Кавелин, бр. К. С. и И. С. Аксаковы, А. И. Кошелев, Ю. Ф. Самарин. Он был самым информированным изданием, влияние которого распространялось на правительственные круги. Чтение «Колокола» входило в распорядок дня Александра II. Первоначальная программа издателей «Колокола» была выражена призывом: «Освобождение слова от цензуры! Освобождение крестьян от помещиков! Освобождение податного состояния от побоев!»Герцен призывал к единению всех передовых людей, и либералов-идеалистов прошлого царствования, и разночинной молодежи: «Не завидуя смотрим мы на свежую рать, идущую обновить нас, а дружески ее приветствуем. Ей радостные праздники освобождения, нам благовест, которым мы зовем живых на похороны всего дряхлого, отжившего, безобразного, рабского, невежественного в России».
При начале издания «Колокола» Герцен верил в просвещенную инициативу дворянства, полагал, что Александр II станет преобразователем, подобным Петру I, и подчеркивал, что предпочитает «путь мирного, человеческого развития пути развития кровавого». Его поддерживал Огарев, который возлагал надежды на самодержавную инициативу: «В наше время Петр Великий с неутомимой деятельностью и гениальной быстротою уничтожил бы крепостное право, преобразовал бы чиновничество и возвысил бы значение науки. Тогда бы Россия отдохнула и ожила бы к новой, великой умственной и промышленной деятельности, правительство блистательно стало бы в уровень с современной задачей русского развития».