Читаем История России. XX век полностью

Августовские события наглядно показали, насколько в России оказались еще слабыми и капиталистические отношения в целом, и предпринимательские и средние слои в обществе, и накопленные до революции и вновь приобретенные после ее начала демократические институты и принципы. Эти события выявили просчеты и ошибки лидеров революции, их поспешность с отказом от монархической формы правления как исторически сложившегося «обруча», который мог бы удержать общество от экстремизма, эгоизма, романтизма, революционаризма. Была доказана правота части либералов (Милюкова и др.), рассматривавших монархию как некую, выверенную веками ось государственного управления, без которой неизбежны безвластие, анархия, путь к гражданской войне. Утрачивала свою авангардную роль интеллигенция, расплачиваясь за оторванность многих ее представителей от реальной жизни, за незнание потребностей общества, за склонность к возвышенным идеальным схемам, бунтарство, воинствующий атеизм. В глубоком кризисе находилась и православная церковь, потерявшая опору в лице монархии, переставшая быть государственной, но не определившая достаточно четко своего отношения к революционным переменам в обществе. Временное правительство растеряло потенциал патриотизма, державности. Слишком радикально рассчитавшись с политическим прошлым, буржуазно-демократическая революция делала проблематичным свое будущее.

Если после июльского кризиса наметилось явное замедление советского движения, то в ходе и после подавления корниловского мятежа маятник резко качнулся в другую сторону. Общественно-политическая обстановка в стране явилась благотворной для распространения лозунга «Вся власть Советам!». Активизация Советов проявилась односторонне. Инициируемая снизу — солдатской, рабочей, крестьянской массой, она всячески тормозилась сверху — Центральными исполкомами Советов. Их партийные лидеры, противясь советизации, иначе понимали сущность российской революции, природу демократии, перспективы развития страны, тенденции развития общемировой цивилизации. Значительная часть меньшевиков и эсеров, все больше разочаровываясь в коалиции с кадетами, не готова была еще к разрыву с ними. В свою очередь, большевики «оседлали» лозунг «Вся власть Советам!», используя его не только для углубления революционного движения, но и для непосредственного прорыва (минуя стадию внутрисоветской межпартийной борьбы, о чем Ленин писал после апреля) к власти. Этот курс получал все больше «аргументов» по мере большевизации Советов, завоевания большевиками столичных (петроградского и московского) Советов, расширения опоры Советов через фабзавкомы и солдатские казармы.

Прояснить соотношение политических сил и настроений призвано было Демократическое совещание, созванное 14— 22 сентября. Демократический блок усиливался участием в Совещании представителей городских дум, кооперативов, профсоюзов. Руководство Совещания отвергло предложения ряда курий о передаче власти Советам, о создании однородного социалистического правительства. Был продолжен курс на коалицию с кадетами в составе Временного правительства. Линия на социальный компромисс, на расширение демократических начал усиливалась созданием своего рода согласительной комиссии — Временного Совета Российской республики (Предпарламента), начавшего работать 7 октября и призванного провести подготовительную работу накануне созыва Учредительного собрания.

Однако эта линия демократизации, парламентаризма, реформаторства пресеклась. Она «перебивалась» другой линией, быстро набиравшей силу с осени 1917 г . Городские и сельские низы, устав от обещаний коренных социально-экономических и национальных реформ, теряя доверие к правящим партиям, испытывая все возрастающие тяготы от войны, разрухи, недоедания, все активнее, самостоятельно, независимо от властей, а чаще — наперекор им, решали свои жизненные проблемы. Камертоном для национально-освободительного движения становились решения Украинской Рады об автономизации Украины и Финского сейма о независимости Финляндии; для рабочего движения — требования о введении рабочего контроля, национализации ключевых отраслей, решительного обуздания спекуляции; крестьянского движения — массовые захваты помещичьих земель, переделы земли, поджоги имений, вооруженные схватки с солдатами и казахами. Попытки правительства и местных органов власти посулами, увещеваниями и репрессиями предотвратить, погасить это «самовозгорание» оказывались безуспешными. Собрав урожай, готовясь к голодной и холодной зиме в тылу и в окопах, беднейшие слои населения все решительнее требовали учета и защиты их жизненных, неотложных интересов.

Революция вступала в новый этап. Возможность реализации двух четко обозначившихся альтернатив ее движения зависела теперь от таланта политического руководства, от его гибкости, умения оперативно осмысливать всю толщу общественных настроений, выявлять созидательный и разрушительный потенциал основных социальных групп.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
100 великих чудес инженерной мысли
100 великих чудес инженерной мысли

За два последних столетия научно-технический прогресс совершил ошеломляющий рывок. На что ранее человечество затрачивало века, теперь уходят десятилетия или всего лишь годы. При таких темпах развития науки и техники сегодня удивить мир чем-то особенным очень трудно. Но в прежние времена появление нового творения инженерной мысли зачастую означало преодоление очередного рубежа, решение той или иной крайне актуальной задачи. Человечество «брало очередную высоту», и эта «высота» служила отправной точкой для новых свершений. Довольно много сооружений и изделий, даже утративших утилитарное значение, тем не менее остались в памяти людей как чудеса науки и техники. Новая книга серии «Популярная коллекция «100 великих» рассказывает о чудесах инженерной мысли разных стран и эпох: от изобретений и построек Древнего Востока и Античности до небоскребов в сегодняшних странах Юго-Восточной и Восточной Азии.

Андрей Юрьевич Низовский

История / Технические науки / Образование и наука