История России XX век. Эпоха сталинизма (1923–1953). Том II

Сталин понимал, что союзники «не могли допустить такого скандала, чтобы Красная армия освободила Париж, а они бы сидели на берегах Африки» (как скажет он после войны главе французских коммунистов Морису Торезу). И хотя лавры вступившего в Париж в 1814 г. Александра I не давали Сталину покоя, он трезво оценил свои возможности – в Париж союзники его вряд ли пустят, а вот хозяином Центральной Европы он стать вполне может.

Вновь, исходя из совершенно разных мотивов, Рузвельт и Сталин оказались вместе против Черчилля. Совместными усилиями они преодолели сопротивление британского премьера, и начало операции «Оверлорд» было назначено на май 1944 г. «Конференция Сталин – Рузвельт – Черчилль, – информировал Молотов советских послов, – пришла к удовлетворительному с нашей точки зрения решению вопроса о сроке операции в Западной Европе». В ответ Сталин впервые открыто заявил о готовности СССР вступить в войну с Японией вскоре после капитуляции Германии, чего давно ждали от него союзники.

Лидеры обсудили проблемы обращения с поверженной Германией после войны, перебирая различные варианты ее расчленения и демилитаризации. Сталин, предупредив об опасности возрождения германской угрозы через 15–20 лет, предложил Рузвельту в развитие его же идеи «четырех полицейских» («большая тройка» плюс Китай) создать в Евразии сеть «стратегических опорных пунктов», с помощью которых вооруженные силы этих четырех держав могли бы совместными усилиями предупредить возникновение новой агрессии со стороны Германии и Японии. Действительно ли Сталин был готов к такому далеко идущему военному сотрудничеству с демократическим Западом после войны, осталось загадкой, поскольку Рузвельт хотя и поддержал эту идею «на все сто процентов», но уклонился от ее дальнейшего обсуждения.

Более предметным было обсуждение новых границ Польши и ее отношений с СССР. Сталин наотрез отказался пойти навстречу союзникам в восстановлении дипломатических отношений с лондонским эмиграционным правительством, разорванных 26 апреля 1943 г. в связи с отказом СССР признать свою вину за массовое убийство польских офицеров в Катыни, останки которых обнаружили в начале апреля 1943 г. немцы. Что же касается границ, то Черчилль и Рузвельт в принципе согласились с передвижкой польских границ на запад в сравнении с довоенными (восточная – «линии Керзона», западная – по реке Одер), отложив их точную демаркацию на будущее.

Сталин впервые поднял вопрос о своих притязаниях на незамерзающие порты на Балтике (Кенигсберг и Мемель) и Дальнем Востоке (Порт-Артур и Дальний), а также о необходимости пересмотра режима Черноморских проливов в пользу СССР. Союзники весьма сочувственно отнеслись к этим запросам, пообещав их детально изучить, а Рузвельт в беседе один на один даже дал понять Сталину, что США не будут препятствовать восстановлению советского контроля над Прибалтикой при условии соблюдения там демократических форм организации власти. Наивный американец!

Возросшая терпимость западных союзников к советским запросам объяснялась их надеждами на то, что новые шаги Кремля – роспуск Коминтерна, примирение государства с Русской Православной Церковью, потеснение большевицкой идеологии и символики национально-патриотической – приведут к постепенной либерализации сталинского режима и органическому сближению его с Западом (иллюзия, которую Запад один раз уже испытал в эпоху НЭПа). Таким образом, надеялся Ф. Рузвельт, навыки межсоюзного сотрудничества военных лет превратятся в привычку, а «из дружбы по необходимости может получиться постоянная и длительная дружба». Тегеранская конференция укрепила межсоюзные отношения и за счет установления личного контакта между руководителями трех держав.

По мере продвижения Красной армии к западным границам СССР и сопредельным государствам Восточной Европы в западных столицах все чаще задавались вопросом о советских намерениях в этом регионе и о той цене, которую им придется заплатить Советскому Союзу за освобождение этих стран от нацизма. Заверения Кремля об уважении независимости и суверенитета своих соседей не вызывали никакого доверия на фоне недавней судьбы Прибалтики, восточной части Польши и Бессарабии, агрессии против Финляндии. Однако к весне 1944 г. стало ясно, что практически вся Восточная Европа окажется оккупированной Красной армией и речь отныне может идти лишь о формах советского доминирования в этом регионе.