История Российская. Часть третья

Мамаева злость. Хан убит. Многие татары убиты. Мамай про историю расспрашивает. Мамая поход на Русь. Чрез Дон. Воронеж. Волжской орды нечестивый гордый князь Мамай всею Ордою владел, и многих ханов и князей побил, и поставил себе хана по своей воле. И возненавидели его все любящие хана своего, он же начал тех изгонять и убивать, не мог терпеть правые речи их, боясь, что если истину хану возвестят, то его низвергнут. Другие же, которые от Мамая богатились и честь принимали, против его противников стали и как хана не чтили, так и верных ему изгоняли. И из-за сего поднялось в Орде волнение, и многие нестроения были. Видя же во многом смущении том, что не вверился ему никто ж, снова многих князей и алпаутов побил в Орде своей. Затем и самого хана своего убил; которого только номинально имел в Орде своим ханом, сам же всем владел и все творил. Уведал же, что любят татары его хана, и убоялся, что когда возмужает, отнимет от него власть его и волю его, и того ради от него и всех верных его и любящих его отлучали и убивали; хан же его был тогда 18 лет; хану же Великой орды Тохтамышу не повиновались. Гневались же и на великого князя Дмитрия Иоанновича, и на брата его князя Владимира Андреевича, и на князя Даниила пронского, что побили друзей и любимцев его, князей и алпаутов его в Рязанской земле на реке Воже. И о сем скорбели весьма и лицо свое одирал, и ризы свои растерзывал, и говорил: «Увы мне! Что сотворили русские князи надо мною, как меня срамоте и стыду предали, как на меня поношение, и смех, и поругание сотворили всем, как могу избежать сего поношения и бесчестия?». И много о сем сетовал, и скорбел, и плакал, и недоумевал, что сотворить. И говорили ему, утешая его, советники его: «Видишь, великий князь, Орда наша оскудела и сила твоя изнемогла. Но имеешь богатства и имения без числа многие, да воинства соберешь многое и отмстишь за кровь князей, друзей и любимцев своих. Как сотворил ты над князем Олегом рязанским, все грады его и волости пожег, и всю землю его пустой сделал, и всех людей его в полон вывел, так же сотворил над князем великим Дмитрием». Нечестивый же и гордый князь Мамай, слышав сие от советников своих, возрадовался радостию великою, рассчитывая наживу многую обрести, возгордившись, вознесся во уме своем гордостию великою и хотел вторым Батыем быть и всю Русскую землю пленить. И начал расспрашивать про старые деяния, как хан Батый пленил Русскую землю и всеми князями владел, как хотел. И уведал от всех своих подлинно, и начал гордиться, и вознесся гордостию свыше Батыя в безумии своем; и думал о себе, что как в древности царь Навуходоносор вавилонский и Тит, царь римский, пленили Иерусалим, и царь Батый пленил всю Русскую землю и всеми странами, и всеми ордами владел, также и Мамай мыслил во уме своем, а кроме того в безумии своем, и начал всех ласкать и дары многие давали, чтобы с ним готовы были Русь воевать, особенно же на великого князя Дмитрия Иоанновича. И созвал многих татар от волжских орд, затем, собрав воинство многое, пошел на великого князя Дмитрия Иоанновича, как лев ревя, и как медведь пыхча, и как демон гордясь. И переправился через реку Дон со всеми силами, и пришел на устье реки Воронеж, и тут стал силами своими, кочуя; и было воинства его великое весьма. И с тех пор начали Мамая ханом именовать, который не был ханом, ни происхождения ханского.

Рязанский Олег с Мамаем. Письмо к Мамаю. Тогда ж Олег, князь рязанский, услышал, что Мамай кочует на Воронеже в пределах его Рязанских, хочет идти на великого князя Дмитрия Иоанновича московского; и послал Олег князь посла своего к князю Мамаю нечестивому с великою честию и с дарами многими, и ярлыки свои написал к нему так: «Восточному вольному великому хану над ханами Мамаю твой посаженный и присягу давший Олег, князь рязанский, много тебя молит. Слышал же, господин, что хочешь идти на своего прислужника, на князя Дмитрия московского. Ныне же, всесветлый хан, приспело тебе время, золота и богатства много. А князь Дмитрий человек боязливый, когда услышит имя ярости твоей, отбежит в дальние места, в Великий в Новгород и на Двину, и тогда богатство московское все в твоей руке будет. Меня же, раба твоего, милостию освободи от разорения. Еще ж молю тебя, хан, поскольку оба мы твои рабы, но я со смирением и покорением служу тебе, он же с гордостию и непокорством к тебе, и многие и великие обиды я, твой улусник, принял от того князя Дмитрия, и когда же о своей обиде твоим именем погрозил ему, он же о том не радел, еще ж и град мой Коломну на себя заграбил, и о том о всем тебе, хан, молю и челом бью, да накажешь его чужое не похищать».