История российских евреев (1881-1917)

Молодые люди, зараженные тоской по иной жизни, создавали дополнительное напряжение в еврейском обществе. Возникали трагедии в семьях и начиналась непримиримая борьба "отцов и детей", борьба за души, отчаянные попытки родителей - когда силой, а когда и убеждением - удержать сыновей в их вере и в традиционном образе жизни, отчаянные попытки сыновей вырваться из этого мира. "Не торопись сбрасывать с себя всего еврея, - предостерегал герой повести С.Ан-ского своего сына-гимназиста, - не торопись разрушать все ограды". Но будущее показало, что стоило только начать, и процесс становился для многих необратимым. "Маскилим"-отцы оставались евреями, но их дети, пройдя через гимназии и университеты, уходили из своего народа. И если прежде в еврейских семьях правоверные отцы боролись со своими детьми-"маскилим", то эти самые "маскилим", постарев, стали бороться со своими ассимилированными детьми и выкрестами. Первые верили когда-то в благотворные действия русского правительства, а вторые поверили в либеральные веяния тех лет, которые всколыхнули русское общество. "Все вокруг нас зашевелилось, засуетилось, зашумело… - писал Л.Леванда в своем романе с таким примечательным названием "Горячее время". - По всему пространству России идет теперь генеральная ломка сверху и снизу. Ломка старых идей, заматерелых принципов, закаменелых учреждений и въевшихся в плоть обычаев. Шум, треск и грохот; все спешит обновляться, очищаться; все стремится вперед навстречу чему-то новому, небывалому, почти неожиданному. Даже наши единоверцы - и те поднялись на ноги и готовы идти… Они только не знают еще - куда".

Гуманизм и терпимость проявились на страницах русских газет и журналов, и образованные евреи тут же это ощутили. "Мы впервые очнулись, - вспоминал Л.Леванда, - когда услышали вокруг себя человеческие голоса, голос русского общества, говорившего устами русской печати". Благодаря русским газетам и журналам появилось новое явление - общественное мнение, чью силу почувствовали немедленно. Теперь уже и евреи желали создать свою газету на русском языке, чтобы ознакомить русское общество с еврейскими проблемами и открыто высказать давно наболевшее. Такая газета не случайно появилась в Одессе. Там уже жило много евреев, которые знали русский язык; там была и еврейская интеллигенция - врачи, нотариусы, адвокаты, писатели с журналистами, что с успехом сотрудничали в русских газетах и журналах. Они могли писать серьезно, а не понаслышке, о еврейских проблемах, и они желали это делать в собственной газете, без оглядки на чужого редактора и непременно на русском языке, чтобы "отечество увидело поближе полтора миллиона сынов своих". "Мы, наконец, дожили до момента сознания собственных сил и достоинства, - отметил писатель О.Рабинович. - Мы излечились от того страшного равнодушия, с которым принимали всякую брань и упреки…; мы начали чувствовать обиды, - это важное начало…"

Но была и другая причина для создания еврейской газеты. В 1859 году в Одессе, в праздник христианской Пасхи, разразился жестокий погром, который начали греческие матросы со стоявших в порту кораблей. К матросам присоединились местные греки: били не только простых евреев, но даже и тех, "которые уже вполне усвоили себе европейские нравы, обычаи, образование и костюм". Погром продолжался несколько дней: около тридцати евреев были ранены кинжалами, многих избили палками.несколько человек умерли от ран и побоев, - а толпа между тем громила винные погреба, потому что разнесся слух, будто именно там евреи совершают ритуальные убийства. Но не успели еще смыть кровь с пострадавших, а местная одесская газета уже описала случившееся в игриво-благодушном тоне, восхищаясь тем, "до какой степени русский человек считает естественным разгуляться на праздниках". Это заведомо лживое описание событий поразило евреев Одессы. "Факты искажены, - возмущался О.Рабинович, - дело извращено, о греках, самых главных разбойниках, ни слова!… Грустно, больно, отвратительно…" Нужна была собственная газета на русском языке для правдивого описания событий - прошлых, настоящих и даже тех, которые еще надвигались.