История российского государства. том 10. Разрушение и воскрешение империи. Ленинско-сталинская эпоха. (1917–1953)

Самодержавие рухнуло, потому что оно не могло не рухнуть. Революция закончилась диктатурой, потому что и это было неизбежно. Но дальше включается фактор случайностный и личностный. Россия скатилась не в «генеральскую», а в «комиссарскую» диктатуру, потому что в июле и августе произошла череда более или менее случайных событий, сместивших баланс в левую сторону. А то, что из всех левых группировок верх взяла именно большевистская, — уже иллюстрация на тему «роль личности в истории». Вернее, двух недюжинных личностей — Владимира Ленина и Льва Троцкого. И чтобы понимать, как и почему история России пошла по большевистскому вектору, а, скажем, не по эсеровскому, нужно в обеих этих личностях как следует разобраться.

Начнем с Ленина, превратившего малозначительную и малочисленную группку политэмигрантов в мощный инструмент захвата власти. Именно в этом заключается главная историческая заслуга Владимира Ильича Ульянова (или его главное преступление — зависит от ваших взглядов).

При всём колоссальном объеме литературы о Ленине, из чтения очень трудно составить представление о живом человеке. Беспристрастных свидетельств почти нет — рассказчики или смотрят на объект снизу вверх, с благоговением, либо люто его ненавидят. Создается впечатление, что «живого и человеческого» в этом историческом деятеле было не так много. Всё его существование, все поступки подчинялись главной цели, так что определяющей чертой этого характера была почти сверхъестественная целеустремленность.

Дмитрий Писарев, которого Ленин высоко ценил и чью фотографию держал на письменном столе, очень точно описывает такой тип личности: «Сам мечтатель видит в своей мечте святую и великую истину; и он работает, сильно и добросовестно работает, чтобы мечта его перестала быть мечтою. Вся жизнь расположена по одной руководящей идее и наполнена самою напряженною деятельностью… Он счастлив, потому что величайшее счастье, доступное человеку, состоит в том, чтобы влюбиться в такую идею, которой можно посвятить безраздельно все свои силы и всю свою жизнь».

Когда именно юный Володя Ульянов «влюбился в идею», мы не знаем, но ничего уникального в подобном фантазировании не было. Российские юноши интеллигентского сословия в ту эпоху были чуть не поголовно охвачены подобного рода идеализмом. В конце девятнадцатого века под воздействием научного и социального прогресса очень многим казалось, что строительство «земного рая» в той или иной форме вполне достижимо.

Цель, к которой стремился Владимир Ульянов, была грандиозной и утопической: перестроить весь мир согласно идеалу другого утописта, Карла Маркса.

Герберт Уэллс, разговаривавший с вождем революции в 1920 году, очень многого — да почти ничего — в большевизме не понял, но своим писательским чутьем угадал в собеседнике самое главное, когда назвал его «кремлевским мечтателем» и ощутил с ним родство душ. Один фантаст распознал другого.

Да, Ленин был самый настоящий утопист и мечтатель. Государство, образовавшееся в результате его деятельности, Союз Советских Социалистических Республик, вовсе не являлось реализацией этой мечты. Ульянов-Ленин мечтал совсем о другом: о Всемирной Коммунистической Республике и рассматривал победу большевиков на российской территории как промежуточный этап. Владимир Ильич не являлся российским патриотом. Ему, в общем, не было дела до России — в этом они с Троцким полностью сходились. «Дело не в России, на нее, господа хорошие, мне наплевать — это только этап, через который мы приходим к мировой революции!» — сказал однажды Ленин в частном разговоре.

В зрелые годы Ленин очень скупо делился воспоминаниями о ранней поре своей жизни, но однажды упомянул, что отказался от идеи Бога в 16 лет — выкинул нательный крестик в мусор. Подростковый бунт — тоже явление вполне заурядное, но мало на кого в переходном возрасте обрушивается такое потрясение, как казнь любимого старшего брата. К этому следует прибавить стену отчуждения, которая моментально возникла в симбирской чиновничьей среде вокруг семьи «цареубийцы». Верить рассказу младшей сестры Марии о том, что гимназист Володя якобы заявил «Нет, мы пойдем не таким путем», не следует (девочке было девять лет), но то, что именно тогда определилась вся последующая судьба юноши, не вызывает сомнений. Царизм стал его заклятым врагом.