История российского государства. том 10. Разрушение и воскрешение империи. Ленинско-сталинская эпоха. (1917–1953)

Ну, а обвинение в «слабохарактерности» означает лишь, что Керенский не хотел проливать реки крови, без чего на очередном витке напряженности удержать власть станет уже невозможно. Она достанется тем, кто крови не боится.

Стартовало Временное правительство очень бодро. Противодействия и сопротивления нигде не было. Города бурно приветствовали революцию; в деревнях, как при любой перемене наверху, стали ждать, что наконец дадут землю; в армии солдаты обрадовались «Приказу № 1», а офицеры преисполнились надежды, что теперь обновится высшее командование и наладится снабжение.

Союзники по Антанте сразу признали новую власть, получив от нее заверения, что Россия из войны не выйдет.

Правительство обрушило на страну град прекрасных демократических указов (что способствовало росту известности и популярности министра юстиции Керенского), а военный министр Гучков заменил командующих всеми шестью фронтами и назначил на важные посты несколько десятков генералов с хорошей репутацией. Было объявлено, что все сложные вопросы — в том числе главный для крестьянской страны вопрос о земле — решит всенародно избранный парламент, и на этом эйфорический этап революции завершился.

Уже в апреле начала проявляться обратная сторона революции — хаотическая. Британский автор Орландо Файджес нашел формулировку, передающую самую суть произошедшего: «Революцию 1917 года следует понимать как всеобщий кризис устоявшихся авторитетов. Отвергнуто было не только государство, но вообще всё, прежде вызывавшее пиетет: судьи, полиция, учителя, работодатели, помещики, деревенские старосты, отцы семейств, мужья. Революция происходила буквально во всех сферах жизни».

Подорваны были и четыре опоры, на которых издавна стояло российское государство, в результате чего оно сразу же зашаталось.

Вместо «помазанника Божия», за которого полагалось молиться в церкви, в далекой столице правили какие-то неизвестные широкой массе люди, которые к тому же постоянно менялись. Какая уж тут сакральность? По всей стране развернулся процесс образования собственных советов, не признававших никаких других институтов власти.

Ослабление Центра запустило механизм распада колониальной империи. Национальные окраины немедленно заволновались. Польшу к этому времени оккупировали немцы, это был уже «отрезанный ломоть», но теперь потребовала независимости Финляндия, в Средней Азии с новой силой вспыхнуло подавленное было антирусское восстание, в Закавказье активизировались националистические движения, в Киеве возник собственный орган власти, Украинская Центральная Рада, где сторонники автономности спорили с «самостийниками», требовавшими полной независимости. Центробежные силы разрывали империю на части, что для адептов «единой и неделимой России» было совершенно неприемлемо.

Деревня, подождав несколько недель, не выйдет ли декрета о земле, и не дождавшись его, уже в апреле взялась за дело сама. Крестьяне повсеместно нападали на помещичьи усадьбы, растаскивали инвентарь, уводили скот, самопроизвольно распахивали землю. При отсутствии полиции остановить этот стихийный процесс было невозможно. Итальянский историк Джузеппе Боффа приводит статистику: в марте было зарегистрировано всего 17 инцидентов с захватом помещичьей собственности, в апреле — 204, в июле — 1122.

Еще интенсивнее хаос ощущался на заводах и фабриках, ведь рабочие были активнее и организованнее крестьян. Повсюду возникали «фабзавкомы», диктовавшие владельцам и директорам свои условия, часто невыполнимые. Постоянно происходили забастовки и беспорядки. Ответом стало массовое закрытие предприятий. Производство падало, росла безработица, что повышало градус напряжения. В рабочей среде росло влияние самых радикальных агитаторов — большевиков.

Острее всего хаотические процессы происходили в вооруженных силах. Идея великой державы, служение которой есть долг и обязанность всех подданных и ради которой почетно пожертвовать жизнью, сменилась идеей свободы — и каждый понимал ее по-своему. Патриотические настроения, и без того сильно истощившиеся, если так можно выразиться, вышли из моды. Зачем погибать и терпеть лишения ради «великой державы», если свобода важнее величия?

Приказ № 1, изданный Петроградским советом, подорвал дисциплину и единоначалие, а это самое страшное, что может произойти с армией. Семь миллионов мобилизованных россиян перестали бояться своих командиров. Большинство солдат и матросов хотели только одного — поскорее вернуться домой.

Вопрос о продолжении войны и стал камнем преткновения, на котором споткнулось первое Временное правительство. Оно не продержалось даже двух месяцев.

Кризис разразился из-за министра иностранных дел Милюкова.