История российского терроризма

Окончив акушерские курсы, Геся Гельфман, как это было модно в их среде, «пошла в народ», устроившись на полевые работы. Там ее и арестовали. Гесю с подругами выдал один новообращенный рабочий.

Судили всего 50 человек народников. Среди них Софья Бардина, Петр Алексеев... Процесс шел в Петербурге. Там и пришлось Гельфман отсиживать назначенные ей два года работного дома. Потом ее выслали под полицейский надзор в Старую Руссу.

Пробыла она там недолго, самовольно вернулась в Петербург. Народовольцы готовили покушение на генерал-губернатора Гурко. Исполнителем должен был стать Гриневицкий. Они с Гесей выясняли обстановку, прослеживали маршрут Гурко, изучали его распорядок дня.

Исполком «Народной воли» снял квартиру на Гороховой. Геся поселилась за хозяйку. Там же, под видом мужа, пристроился Владимир Иохельсон. Он занимался химикатами для бомб, Геся развозила нелегальную литературу, встречала приезжих.

Когда в Москве сорвалось покушение на царский поезд, петербургские народовольцы, отложив казнь Гурко, решили сосредоточиться на подготовке к убийству императора Александра II.

На Гороховой поселилась приехавшая из Москвы Перовская.

В личной жизни Геси произошли изменения. Она стала женой нелегала, разыскиваемого полицией, Николая Колоткевича. Вскоре его арестовали.

Покушение состоялось. Александра II убили.

В квартиру, где Геся была с нелегалом Саблиным, полиция пришла через день. Саблин застрелился,

Начали обыск.

— Вы знаете, в квартире бомбы,— сказала Геся. Она сама брала их и подавала полицейским. Суд на нее обращал мало внимания. Его и общество больше занимали Перовская с Желябовым.

На вопрос, чем Геся занималась в Петербурге, она ответила:

— Революционной деятельностью!

Суд приговорил ее, как и Перовскую, Желябова, Михайлова, Кибальчича, к повешению.

Гельфман подает заявление о том, что она беременна. Приговор был отложен. Потом его заменили бессрочной каторгой.

У нее родилась девочка, отданная в воспитательный дом. Какова ее судьба — неизвестно. Старый Гельфман никогда не увидит своей внучки.

Сама Геся вскоре умерла от случившегося при родах заражения крови.

Я еще не сказал о Кибальчиче.

Он был грустным, меланхоличным человеком. Пропагандой не занимался, если и любил что — так это технику, Происходил он из семьи священника Черниговской губернии, учился немного в Инженерном институте, потом в Медико-хирургической академии, где и сблизился с социалистами.

В «Народной воле» он занимался исключительно приготовлением динамита и бомб, практически не общаясь с товарищами.

Обратимся ко второму метальщику, скончавшемуся через восемь часов после покушения,— Игнату (Игнатию) Гриневицкому.

Его отец владел небольшим майонтком на Гродненщине. В семье говорили по-польски. Гриневицкий потом смеялся: «Русские считают меня поляком, а поляки — русским».

Он окончил гимназию в Белостоке и поступил в Петербургский технологический институт. Революционные идеи, носившиеся в воздухе, шляхетская гоноровость привели его в объятия «Народной воли». Сначала ему давали мелкие поручения, потом Михайлов нацелил его на пропаганду среди рабочих. Гриневицкий оставил институт, весь отдался подпольной работе.

Идя на убийство, он оставил товарищам что-то вроде политического завещания:

«...Александр II должен умереть. Дни его сочтены. Мне или другому, кому придется нанести последний удар, который гулко раздастся по всей России и эхом откликнется в отдаленнейших уголках ее,— это покажет недалекое будущее. Он умрет, а вместе с ним умрем и мы, его враги. Это необходимо для дела свободы... Мне не придется участвовать в последней борьбе. Судьба обрекла меня на раннюю гибель, и я не увижу победы, не буду жить ни одного дня, ни часа в светлое время торжества, но считаю, что своею смертью сделаю все, что должен был сделать...»

Перовскую арестовали 10 марта. Околоточный, взяв хозяйку мелочной лавки дома, где жила Перовская, ездил по петербургским улицам. Наконец, они ее увидели у того же Екатерининского канала. Околоточный подбежал, схватил Перовскую за руки. У террористки мог быть револьвер. Перовская предлагала ему 30 рублей, чтобы он отпустил ее.

Пятерым народовольцам приговором суда назначалась казнь. От подачи кассационных жалоб обвиняемые отказались, прошения о помиловании подали Рысаков и Тимофей Михайлов. Но им было отказано, ибо сенат решил, что злодеяние «так противоестественно, так ужасно омрачило русскую землю таким потрясающим горем, так неслыханно в летописях русского народа, что и самая малая доля участия в таком злодеянии должна в убеждении русского суда стоять выше величайших злодеяний на земле...»

В ночь перед казнью спал один Кибальчич. Это вообще был флегматичный человек.

Утром их вывели во двор. Перовская побледнела и зашаталась. «Соня, Соня, что ты, опомнись»,— сказал Михайлов. Разбудили их в шесть, предложили чаю и облачили: Перовскую — в тиковое с мелкими полосками платье, полушубок и черную арестантскую шаль, мужчин — в казенное белье, серые штаны, сапоги, шапку с наушниками и полушубок, поверх которого накинули арестантский черный армяк.