Глава V
Исторические сведения о наказании женщин
Трудно теперь воссоздать в воображении облик Парижа в средние века. Со своими домиками, похожими скорее на голубятни, маленькими лавчонками в подвалах, железными барьерами на улицах, отделявшими школьный квартал, готическими окнами Парижского собора Богоматери и набережными Сены, почти ежедневно заливаемыми водой, Париж представлял любопытное зрелище.
В грязных переулочках, которые были, однако, главными артериями города, с самого раннего утра и до поздней ночи постоянно толпилась масса праздношатающихся. Это была забавная, веселая, шумная, настоящая французская толпа.
Ежеминутно сцены менялись. Вот подьячие столпились около клиента, и каждый старается затащить его к себе под смех окружающих их зубоскалов. Далее из-под ворот одного дома выскочил толстяк и с палкой в руках гоняется за стаей удирающих от него школьников.
Наемные солдаты, от которых на целую версту несет водкой, строят куры служанкам со здоровенными ручищами…
Это — Париж в царствование доброго короля Франсуа Первого.
Праздношатающиеся ищут даровых зрелищ, в которых нет недостатка.
В то время частенько можно было видеть уличных мальчишек, бегущих к уличному перекрестку, за ними мчались сломя голову мужчины и женщины, толкая друг друга, награждая бранью; все спешили, теснились, поднимались на цыпочки, чтобы лучше видеть.
Вдали одной из улиц слышался шум, мало-помалу приближавшийся. Достигнув маленькой площади, мальчишки разражались громким хохотом. Все они жестикулировали, кричали, свистали.
За этими нарушителями тишины и спокойствия показывался осел, меланхолически тащивший деревянную тележку.
Осла вел под уздцы один из помощников парижского палача; отряд городовых окружал экипаж и старался оттеснить от него наседавшую толпу.
Со всех сторон из толпы неслись смех, крики, свист…
— У, у, у!
Осел подвигался медленно, тележка качалась во все стороны. Наконец все могли видеть интересовавший предмет.
Это была совсем еще молодая женщина со связанными руками, привязанная к тележке.
Одетая в рубашку, из которой выглядывали ее груди, и скверную юбку, с распущенными волосами, вся задыхающаяся, она безумными глазами смотрела на толпу, подобно бедному загнанному зверьку.
Наконец кортеж останавливался среди маленькой площади, и судебный пристав деревянным голосом прочитывал, что «женщина, признанная виновной в нарушении полицейского запрещения проституткам входить в школьный квартал, была по указу короля приговорена к публичному наказанию розгами на всех площадях того квартала, где она проживала».
Пристав складывал, по прочтении, приговор. Помощник палача передавал поводья одному из городовых, а сам подходил к несчастной, которая с безумным взором старалась освободить руки и прижималась спиной к тележке.
Но это продолжалось недолго, палач грубо поворачивал ее и, надавливая ей рукой на шею, заставлял ее нагнуться и подставить спину для наказания.
Одновременно другой рукой он поднимал у нее юбку вместе с рубашкой.
Среди толпы раздавался гомерический смех; свист оглушал преступницу, и без того обезумевшую.
По обнаженным перед глазами толпы ягодицам палач начинал сечь розгами. Удары наносились страшно сильно, но медленно; розги рассекали полушария крупа, напрасно силившегося уклониться от них.
Дав двенадцать ударов, после которых круп и юбка покрывались кровью, палач опускал юбку с сорочкой, и несчастная вновь продолжала свою печальную прогулку до следующей площади, где ее снова секли с тем же церемониалом.
Иногда женщину сажали верхом на осла, повернув лицом к заду животного.
Она совершала триумфальную прогулку, которая прерывалась каждые четверть часа вышеописанной церемонией. Ей поднимали сорочку и по обнаженному заду секли розгами.
Обыкновенно только проституток подвергали такому наказанию.
В их ремесле трудно избежать, чтобы не нарушить какое-нибудь полицейское запрещение, а потому не проходило недели, чтобы та или другая из них не подвергалась такому позорному наказанию розгами.
Но такое унизительное наказание выпадало только на долю проституток низшего разряда. Дамы полусвета всегда умели подкупать полицию, и не было примера, чтобы какая-либо из них была публично наказана розгами.
Однако если в те времена публичное телесное наказание составляло привилегию проституток низшего разряда, то келейному наказанию розгами или плеткой подвергали положительно всех женщин, начиная от дам из буржуазии и кончая самой знатной дамой; все зависело от каприза короля.
Особенно наказывали часто розгами или плетью женщин, обвиняемых в колдовстве.