«Первой привели наказывать девушку совсем ребенка еще. Она была в одной рубашке. Около скамьи стоял с розгами в руках один евнух и часто ими зловеще свистел в воздухе. Девушка, видимо, что-то хотела объяснить, но ей не дали и два евнуха быстро уложили ее на скамейку и привязали. Было удивительно грустно смотреть на обнаженную девушку, лежавшую привязанной на скамье.
Как только евнухи привязали ее, то отошли в сторону. К ней близко подошел владелец и стал что-то скоро говорить…
Евнух с розгами отошел на шаг от скамьи и смотрел, как собака, в глаза владельцу. Затем, вероятно, тот велел начать ее сечь, потому что евнух свистнул розгами в воздухе и ударил по телу. Свист резкий, отвратительный. Раздался нечеловеческий крик и на теле легла красная полоса.
Через каждые пять ударов евнух переходил на другую сторону скамьи, меняя при этом каждый раз розги. Считал удары другой евнух. Мгновение между ударами казалось мне целым часом. Когда ей дали двадцать ударов, то евнухи быстро отвязали девушку, она встала и стала что-то говорить владельцу. Все время, пока ее пороли, она неистово орала односложными звуками, произнося какие-то слова между ударами… Когда она встала и стала говорить, то лицо у нее было бледное-бледное, видимо она силилась улыбнуться, но у нее выходила какая-то жалкая гримаса. По знаку рукой владельца, ее увели и через несколько секунд привели другую.
Эта была высокая, уже вполне сформировавшаяся девушка черкешенка. На ней лица не было… Девушку заметно колотила дрожь, она как-то беспомощно оглядывалась, словно затравленный заяц… Владелец несколько раз повторил громко одно слово, — переводчик перевел корреспонденту, что он говорить ей „ложись».
В это время один евнух, уходивший, вернулся с двумя простынями, намоченными в воде. По объяснение переводчика, значило, что ее будут очень строго наказывать…
Но она не ложилась, тогда два евнуха взяли ее, подняли на руки, положили на скамейку и привязали. Владелец опять сказал что-то, оказавшееся приказанием дать ей двести ударов. Даже переводчик сказал: «Больно много, — большая вина у нее!»
Снова свист, дикие крики, причитания в промежутки между ударами, теперь полос не было видно, а только судорожные вздрагивания тела.
Эта наказанная сама уже не могла встать со скамьи, — ей помогли евнухи, которые и увели ее, поддерживая…
Наконец, привели третью, приблизительно такую же девушку, как вторая. Эту не раз ложили на скамейке. Она была подвергнута истязанию грудей, после этого наказана на скамейке плетью и, как и две ранее наказанных, посажена в холодную ванну. Последняя, во время истязания, впала в обморочное состояние…»