История русских обителей Афона в XIX–XX веках

«Нет в Югославии человека, которому не было бы известно имя Василия Николаевича Штрандтмана»[266], – так начиналась статья в журнале «Часовой» за 1934 г., посвященная последнему русскому посланнику в Королевстве СХС. Можно с уверенностью сказать, что сегодня трудно найти в России человека, которому было бы это имя знакомо. Мы хорошо помним эпизод перед началом Первой мировой войны, когда наш император прислал регенту Александру историческую телеграмму, в которой сообщалось, что Россия не оставит Сербию. В тот момент, когда разразился сербский кризис, неожиданно умер от разрыва сердца посол в Сербии Н. Г. Гартвиг, и вся тяжесть тех нелегких минут легла на плечи его первого заместителя Василия Николаевича Штрандтмана. Австро-Венгрия предъявила Сербии ультиматум, и Василию Николаевичу пришлось принимать участие в переговорах с австрийцами и германцами. Посланники этих стран вели двойную игру. А из Петербурга пришла депеша от министра иностранных дел Сазонова со словами государя: «Пока есть малейшая надежда избежать кровопролития, все наши усилия должны быть направлены к этой цели». Но, как известно, кровопролития избежать не удалось. И вот Сербия получила унизительный ультиматум, сводившийся к требованию полной зависимости ее от австрийцев. Королевич-регент Александр немедленно вызвал Штрандтмана и спросил совета, что делать в этой ситуации Сербии и может ли она надеяться на помощь России. Не колеблясь ни минуты, Василий Николаевич произнес слова, достойные быть высеченными золотыми буквами в будущей книге русской истории: «Пока в Санкт-Петербурге есть российский император, Сербия может быть спокойной». Они совместно составляют императору телеграмму, в которой был фактически поставлен вопрос: «Быть или не быть Сербии?» Тогда и пришла в ответ знаменитая телеграмма от русского императора. А Василий Николаевич, закончив свою дипломатическую миссию, ибо после начала войны и захвата Сербии австрийцами она потеряла смысл, испросив разрешение у государя, поступил добровольцем в ряды сербской армии и прошел с нею весь тернистый путь от первых поражений до победы. Вместе с ней он эвакуировался за пределы Сербии. После того, как королевич обратился к державам со словами: «Сербии больше нет, но армия ее жива», и перебросил сербских солдат на восточный фронт, Василий Николаевич оказался на Солунском театре военных действий. Там он участвовал в прорыве и закончил свою военную карьеру в чине капитана сербской армии[267].

Карульская калива

Костница Георгиевской келльи

Василий Николаевич Штрандтман представлял Россию в Сербии фактически с 1914 г. до установления Югославией дипломатических отношений с Советским государством в 1940 г.

Еще менее известен в истории старший брат Василия Николаевича. Он также начинал карьеру офицером. Родился будущий афонский монах 4 сентября 1875 г.[268] в городе Гродно. Крестным отцом его стал император Александр II. Отец, генерал-лейтенант Николай Карлович, был Ццскосельским комендантом. В 1896 г. будущий монах окончил Пажеский корпус, был камер-пажом великой княгини Марии Павловны старшей. Служил в лейб-гвардейском полку ее величества, участвовал в Русско-Японской и Первой мировой войне, был ранен. Служил адъютантом великого князя Андрея Владимировича и кончил службу в чине полковника. Награжден золотым оружием за храбрость. Затем, как и большинство русских беженцев, оказался в Югославии[269]. Там он принял постриг в одном из монастырей Сербии. Уже будучи на Афоне, постригся в великую схиму. Собственно, нам известно только его монашеское имя – иеросхимонах Никон.

На короткое время Никон прибыл в Бельгию. Причина этой поездки неизвестна, но она наделала переполох среди соратников митрополита Евлогия (Георгиевского)[270]. Вот что архиепископ Александр (Немоловский) пишет митрополиту в письме от 2 июня 1933 г.:

«Чтобы окончательно не потерять церковную общину в Антверпене, я назначил Бож. Литургию на день Св. Тройцы [так!], ибо в Антверпене поселился иеромонах Никон (Штрадман [так!]), и нам необходимо спешить». Опасаться владыке было нечего: скоро «страшный» иеромонах навсегда покинул мир. Но в Антверпене у афонского монаха на долгие годы остались друзья, которые помнили его и навещали на Афоне. А вот что пишет о появлении о. Никона в Антверпене современный исследователь: «Итак, уже второй „карловацкий” священник прибыл в те майские дни 1933 г. в Антверпен, намного старше и опытнее молодого Иннокентия и к тому же заметная фигура: о. Никон (Н. Н. Штрандтман) (умер 1963) был в миру полковником лейб-гвардии 4-го Стрелкового Императорской Фамилии полка и адъютантом одного из великих князей, участвовал еще в Русско-Японской войне, а его старший (ошибка! младший. – авт.) брат был последним царским послом в Сербии. О силе личности иеромонаха Никона и его возможном огромном влиянии на русских антверпенцев говорит и то, что вскоре он принял схиму на Афоне и лет 30 прожил там в пещере, высеченной в скале [19]»[271][272].