История русского романа. Том 1

Дважды имел эту возможность и Загоскин, но и в «Юрии Милослав- ском», и в «Рославлеве» роль народных масс оказалась искаженной. Ни у Загоскина, ни у Полевого, ни у Лажечникова мы не находим полноты изображения народного быта и нравов, присущей «Тарасу Бульбе». До повести Гоголя не было в русской литературе и таких могучих типов народной среды, как сам Тарас Бульба, Остап и другие запорожцы.

Повестью Гоголя русская литература делала громадный шаг вперед в изображении народа как могучей силы исторического процесса.

Применяя введенный в русскую литературу Пушкиным национальноисторический принцип изображения прошлого, Гоголь вслед за «Борисом Годуновым» воссоздает характерные черты польской феодально — католической культуры того времени. Ее облик возникает перед читателем и в образе прекрасной полячки, и в обрисовке польского шляхетского воинства, с его хвастовством и показной пышностью, и в описании реальной бытовой обстановки католического городка и замка. При этом в отличие от романтического направления couleur locale неразрывно связан у Гоголя с характером общественной среды. Национально — исторический пейзаж не представляет у него самостоятельного описания, как у Полевого, а неотделим от быта, нравов и характеров Запорожской Сечи. Национально — исторический принцип проведен Гоголем и в портретной живописи, и в речевых характеристиках персонажей его эпопеи. Сочетание в языке повести патетического стиля с народным просторечием обусловлено тем высоким пафосом, с которым вел свою священную борьбу простой народ Украины, и соответствовало стилистическим особенностям изображения этой борьбы в украинской народной песне.

Реалистическая повесть Гоголя объективно воспроизводит историческое прошлое. Романтичен лишь ее пафос борьбы за патриотический идеал, лиризм, пронизывающий повесть. Своей суровой правдой «Тарас Бульба» противостоял не только сентиментально — идиллическому историзму школы Карамзина — Загоскина, но и романтической идеализации прошлого. Эпическая широта изображения народной борьбы за независимость родины и реалистические принципы этого изображения исторически подготовляли могучую эпопею Л. Н. Толстого о героическом подвиге русского народа в 1812 году.

8

Художественный опыт зарубежного и отечественного исторического романа послужил созданию реалистической теории исторического романа в критике Белинского, боровшегося как против дидактического направления, так и против недостатков романтического направления с его тенденцией к модернизации истории.

Для Белинского развитие исторического романа 30–х годов было не результатом влияния Вальтера Скотта, как это утверждали Шевырев и Сенковский, а проявлением «духа времени», «всеобщим и, можно сказать, всемирным направлением». Внимание к историческому прошлому, отражая рост национального самосознания народов, вместе с тем свидетельствовало о всё более глубоком проникновении действительности и ее интересов в искусство и общественную мысль. Белинский указывает, что вся дальнейшая деятельность передовой мысли будет и должна опираться на историю, вырастать на исторической почве. От верований и идеалов, не подкрепленных историей, человечество перешло к новой эпохе, проникнутой историческим сознанием. Вера в абстрактный разум, столь характерная для XVIII века, а также эпоха романтического волюнтаризма и субъективизма сменяются периодом объективного познания истории, ее закономерностей. По мнению Белинского, значение Вальтера Скотта и заключалось в том, что он «докончил соединение искусства с жизнию, взяв в посредники историю». Вальтер Скотт «разгадал потребность века и соединил действительность с вымыслом, примирил жизнь с мечтою, сочетал историю с поэзиею», — писал великий критик (Б, I, 267, 342). Самое искусство теперь сделалось по преимуществу историческим, исторический роман и историческая драма интересуют всех и каждого больше, чем произведения в том же роде, принадлежащие к сфере чистого вымысла, отмечал Белинский. Его наблюдение опиралось на бурный успех исторического романа у русского читателя.

Современная форма исторического романа, по мнению Белинского, порождена тем, что «в самой действительности исторические события… переплетаются с судьбою частного человека»; «частный человек… при нимает… участие в исторических событиях», как то особенно показала история Европы конца XVIII и начала XIX века. И даже в том случае, если писатель ограничивается изображением главным образом исторических деятелей, исторический роман, подобно всякому роману, раскрывает их облик и их жизнь с общечеловеческой стороны. «Всякое историческое лицо, хотя бы то был и царь, … есть в то же время и просто человек, который, как и все люди, и любит, и ненавидит, страдает и радуется, желает и надеется», — пишет критик (Б, V, 41).