История русского романа. Том 1

Уже в статье «О русской повести и повестях Гоголя» Белинский писал, что в новое время «роман сменил эпопею» (I, 267). Это общее понимание направления исторического развития эпического рода развертывается и обосновывается в статье «Разделение поэзии на роды и виды».

Признавая существование трех основных родов поэзии — эпоса, лирики и драмы, Белинский доказывает, что каждый из родов поэзии подвержен изменению и развитию. Процесс исторического развития поэтических родов отражает общий ход человеческой истории. Поэтому закономерно и неизбежно изменение в ходе истории природы одних, упадок других, выдвижение третьих, новых поэтических жанров. Ведущим жанром эпического рода поэзии в древнем мире была эпопея, содержание ко торой составляли «субстанциальная жизнь народа», «удальство, храбрость и героизм» (V, 38). «Иные элементы и иной колорит» господствуют в романе, который в современной литературе занимает то же место, какое эпопея занимала в литературе древнего мира. «Здесь уже не мифические размеры героической жизни, не колоссальные фигуры героев, — пишет критик о романе, — здесь не действуют боги, но здесь идеализируются и подводятся под общий тип явления обыкновенной прозаической жизни» (39). Белинский определяет роман как «эпопею нашего времени»,[572] сфера которой «несравненно обширнее сферы эпической поэмы», так как в эпоху «новейшей цивилизации» «все гражданские, общественные, семейные и вообще человеческие отношения сделались бесконечно многосложны и драматичны, жизнь разбежалась в глубину и в ширину в бесконечном множестве элементов» (39, 40).

Как и эпопея, роман, с точки зрения Белинского, по своей природе предназначен прежде всего для широкого изображения объективного мира. Содержанием романа, как и эпопеи, является «событие», а поэт выступает в нем «как бы простым повествователем того, что совершилось само собою»; «всё внутреннее глубоко уходит здесь во внешнее» (9, 14). Но это не значит, что роман, по Белинскому, чужд лиризма и драматизма. «Без- лиризма эпопея и драма, — пишет Белинский, — были бы слишком прозаичны и холодно равнодушны к своему содержанию…» (14). Точно так же «эпическое произведение не только ничего не теряет из своего достоинства, когда в него входит драматический элемент, но еще много выигрывает от этого» (22). Присутствие лирического и драматического* элемента, по Белинскому, вообще не чуждо эпическим жанрам. В романе же оно не только не случайно, но закономерно с исторической и художественной точек зрения; драматический и лирический элементы «возвышают» цену романа (22). «Драма в форме романа», пишет Белинский, представляет «торжество новейшего искусства в сфере эпической поэзии» (28).[573]

Подчеркивая драматический характер жизни своей эпохи, Белинский в первую очередь имел в виду остроту и напряженность свойственных ей социальных конфликтов и общественной борьбы. Драматизм, присущий общественной жизни XIX века, по мысли Белинского, не мог не отразиться на характере и задачах современного искусства. Задачей романа своего времени Белинский считал поэтому не простое, спокойное отражение общественной жизни, но такое ее отражение, которое раскрывало бы основные ее социальные противоречия и конфликты, освещало бы их смысл, исходя из требований народа и передовой личности, отражало бы- их протест против крепостничества и других форм социального угнетения. Лучшие, передовые образцы современного романа, в понимании Белинского, неизбежно и закономерно должны были объединять повествовательное, эпическое начало с усиленным вниманием к напряженному драматизму общественной жизни, со страстно заинтересованным «субъективным» отношением к борьбе народных масс и их передовых представителей за освобождение человечества.

Требуя от современного романиста живой связи с современностью, сознательного отношения к вопросам общественной борьбы и интересам; широких народных масс, Белинский с этой точки зрения критически отзывается в статье «Разделение поэзии на роды и виды» о романах Вальтера Скотта и Купера, отмечая в качестве их недостатка отсутствие в них писательской страстности и «субъективности».

«В большей части романов Вальтера Скотта и Купера, — писал критик, — есть важный недостаток, хотя на него никто не указывает и никто не жалуется (по крайней мере, в русских журналах): это решительное преобладание эпического элемента и отсутствие внутреннего, субъективного начала. Вследствие такого недостатка оба эти великие творца являются, в отношении к своим произведениям, как бы какими‑то холодными безличностями, для которых всё хорошо, как есть, которых сердце как будто не ускоряет своего биения при виде ни блага, ни зла, ни красоты, ни безобразия и которые как будто и пе подозревают существования внутреннего человека. Конечно, это может почитаться недостатком только в наше время, но тем не менее оно все‑таки есть недостаток: ибо современность есть великое достоинство в художнике» (25).