История русского романа. Том 2

Поэтизация детства и юности, критическое изображение воспитания и образования молодого поколения, социально — экономических условий жизни того времени, семейной и общественной жизни, сочетание социальной проблематики и глубокого психологического анализа, эпического повествования и публицистики, драматизма, лирики и юмора — все это, данное в едином художественном синтезе, говорило о движении тетралогии Гарина от повести к жанру романа. Это своеобразие гаринского романа, в котором давалось широкое полотно жизни во всем многообразии ее экономических и идеологических аспектов, и имел, вероятно, в виду Горький, отзываясь о тетралогии как о «целой эпопее». [585]

6

За исключением «Воскресения» Л. Толстого, в 80–90–е годы не появлялось романов, которые стояли бы на уровне высших достижений русского классического романа XIX века.

В то же время малые прозаические жанры беспрерывно обогащались новыми классическими произведениями. Их авторами были как прославленные романисты — Л. Толстой, Тургенев, так и молодые писатели — Чехов, Гаршин, Короленко.

По сравнению с предыдущими двумя десятилетиями бросается в глаза невероятное увеличение количества печатающихся новых романов. Естественно, что рядом с отдельными, порою яркими произведениями появлялись сотни менее значительных и в идейном, и в художественном отношениях.

Среди авторов такого рода романов 80–90–х годов можно назвать, помимо рассмотренных выше писателей, имена М. Н. Альбова, А. К. Шеллера — Михайлова, Вас. Ив. Немировича — Данченко, И. Н. Потапенко, А. Лугового, К. Баранцевича.

Названные романисты отнюдь не равнозначны по таланту и по своей роли в истории русского романа. Н. о в целом они характеризуют ту эпоху обостренных социальных противоречий и дают представление о состоянии и путях развития русского романа на рубеже двух веков.

М. Н. Альбов был одним из талантливых прозаиков 80–90–х годов. Когда в 1879 году появилась его повесть «День итога», критика отметила, что Достоевский оставляет после себя многообещающего наследника. Сходство было не в концепции, а в ярко выраженном специфическом даре чувствовать и понимать мир больной, смятенной, жаждущей и не находящей счастья человеческой души.

Своих героев он характеризовал как «серых и тусклых людей, что живут изо дня в день, удручаемые осетившими их отовсюду мелкими житейскими дрязгами; людей, у которых есть и свои малые радости, а еще больше неярких, невидных, но тяжких скорбей… О сколько их, этих серых, тусклых людей, движущихся непрерывным потоком по грохочущим, блещущим золотыми буквами вывесок улицам, провождающих сумеречное свое бытие и вверху и внизу огромных каменных ящиков, что называют домами, и средь бесконечных заборов тихих окраин, и в недрах шумных и людных дворов, и в подвалах, под ногами снующей толпы, и в чердаках, под железными крышами, с их неподвижным полчищем труб, едва не касающихся плывущих над городом туч! Они всюду, везде, — и некуда, некуда от них нам уйти». [586]

Альбов поставил перед собой интереснейшую и труднейшую задачу — написать большой роман о действительно «серых и тусклых людях». В их «сумеречном бытии» он увидел своеобразное эпическое содержание — неудержимую жажду счастья, не находящую удовлетворения.

В трактовке этого социально — психологического мотива Альбов достиг замечательных результатов. Его описания петербургских дворов, мещанской обстановки, быта и нравов создают полнейшую иллюзию реальности, они реалистичны до осязаемости и в то же время лишены натуралистической фотографичности, так как продиктованы не добросовестностью бытописателя, а высокопоэтическим настроением. Реализм Альбова одухотворен такой неизбывной жаждой счастья, что временами начинает казаться, будто «сумеречное бытие» людей, придавленных бытом, — это тяжелый сон или кошмарное воспоминание.

Альбов мог бы претендовать на более видное место в истории русской литературы конца XIX века. И если он такого места не занял, то это объясняется особо сложившейся литературной судьбой писателя. Свой основной труд — трилогию «День да ночь» (1890–1902) — Альбов печатал отрывками в течение более чем десяти лет, с большими перерывами. И все же этот труд остался неоконченным. В этом была определенная закономерность. Завершить роман, видя в жизни лишь «неуловимую сеть нам неизвестных и от нас независящих причин и последствий», [587]было, конечно, непосильным делом.

Одним из самых популярных и читаемых романистов 80–90–х годов был А. К. Шеллер — Михайлов. Его романы искренни и задушевны. Он неизменно сам увлекался рассказываемым, и это передавалось читателю. У него был особый дар повествователя.