История русского шансона

За две настоящих «катеринки»
Сшил мне мой миленочек ботинки,
А на те ботиночки он прибил резиночки,
Кругленькие, черные резинки.

Я ботинки страсть люблю,

Целый день я в них скриплю,
На ноги себе их надеваю,
В них по улице хожу,
И от счастья вся дрожу
Песенку веселу напеваю:
«Купили мне ботинки,
Они, как на картинке,
Барыней Маланья заживет!»

Я свои ботинки надеваю,

А потом гулять их отпускаю,
Их подметки новые улицу Садовую
Истоптали от конца до края.

Шлялись целый день мои ботинки,

Все равно блестят, как на картинке!
То ходили мы в кафе,
То валялись на софе,
То каталися на лимузине.

Ох, ботинки, зря мне вас купили,

Жизнь мою вы девичью сгубили,
Зря ботинки носятся, прогуляться просятся,
Говорят, что дома, как в могиле.

Уж давно ботинки постарели,

Тихо ходят ночью по панели,
И ходить им уж невмочь, дома нонче цельну ночь
Про судьбу несчастную скрипели.

Им давно уж спасть пора,

Но до самого утра я свои ботинки не снимаю,
И по улице хожу, вся от холода дрожу,
Со слезами песню напеваю:

Купили мне ботинки,

Они, как на картинке,
Жизнь мою сгубили навсегда!

Имена исполнителей цыганских романсов и жанровых песен разных оттенков густо заполняют афиши, публику интригуют названия вроде: «Песни печальной осени», «Песни любви и грусти», «Песни богемы»; на этих же афишах можно встретить помещенную рядом с именем артиста мрачноватую цитату из его романса: «Как часто по дороге к счастью любовь и смерть идут…»

Среди многочисленных «звезд» этого жанра выделялись цыганка Нина Дулькевич и ее коллега Валерий Валяртинский со своими «песенками паяца» и репертуаром, и исполнением, и даже фамилией, подражавший Александру Вертинскому.

В 1921 году на эстрадном небосклоне появляется новая звезда — Нина Загорская. Певица выступала с программой «Песни улиц» на центральных площадках столицы.

Рецензенты не раз отмечали «темпераментную и выразительную» шансонетку, но критиковали ее репертуар. Улица в песнях Загорской рисовалась темной, тайной, почти всегда скрывающей преступление. Мотивы жестокости, цинизма, безудержного разгула чередуются с тоской, раскаянием, нежностью, с утверждениями особой воровской чести.

Контрастность настроений усиливалась использованием лексикона городского дна. Типичными ее песенками были «Папироска моя, что не куришься», «Вьюга» или «Трошка» Николая Тагамлицкого:

Ну-ка, Трошка, двинь гармошку,
Жарь, жарь, жарь!
А вы, девки, звонче в бубны
Вдарь, вдарь, вдарь!
Есть ли счастье, нет ли счастья —
Все равно!
Были б только водка, да вино!

Любили слушатели «Квартет южных песен» Натальи Эфрон. Их песни подавались в комическом плане и с изрядной приправой черноморско-одесско-жаргонного стиля речи. По словам Л. О. Утесова, «Алеша, ша!» и «Мама, что мы будем делать» произвели в Москве большое впечатление своей оригинальностью.

Тогда же докатилась до Москвы из Одессы песенка «Ужасно шумно в доме Шнеерсона». О ней Константин Паустовский упоминал в повести «Время больших ожиданий»: