Читаем История русского шансона полностью

История русского шансона

«Пара гнедых» или «Ночи безумные» —Яркие песни полночных часов, —Песни такие ж, как мы, неразумные,С трепетом, с дрожью больных голосов!Что-то в вас есть бесконечно хорошее…В вас отлетевшее счастье поет…Словно весна подойдет под порошею,В сердце — истома, в душе — ледоход!Тайные встречи и оргии шумные,Грусть… неудача… пропавшие дни…Любим мы, любим вас, песни безумные:Ваши безумия нашим сродни!

Часть IV. Песни каторжан

«Музой был мне — сумрак каземата;

Цепь с веревкой — лиры были струны…»

П. Ф. Якубович

Русские Вийоны[20]

Однако за всей пестротой картинки не стоит забывать, что Российская империя образца XIX — начала ХХ века по-прежнему оставалась «страной рабов, страной господ», где сильны были реакционные проявления, где властвовала цензура, а за неосторожную фразу в куплете артист мог нарваться на крупные неприятности в виде штрафа и даже полного запрета публичного исполнения своих перлов.

Общество не могло не реагировать на подобные проявления монаршей «милости»: набирали силу протестные настроения, появилось движение народовольцев.

На этом фоне среди просвещенной публики возник острый интерес к положению «униженных и оскорбленных»: проституток, бродяг, люмпенов и, конечно, каторжан.

Немало подогревали ажиотаж публиковавшиеся материалы бывших заключенных, имена которых хорошо знала вся Россия: «Записки из мертвого дома» Ф. М. Достоевского, двухтомник П. Ф. Якубовича «В мире отверженных», путевые заметки о сибирской и сахалинской каторге Максимова и Дорошевича.

Зловещей привлекательности был полон роман из жизни городских низов «Петербургские трущобы» В. В. Крестовского, логическим продолжением которого полвека спустя стали очерки о жизни московского дна В. Гиляровского.

Писатель Всеволод Крестовский с юных лет увлекался изучением быта и нравов «подземного» мира. Совсем юным 18-летним студентом он написал знаменитую «Владимирку», которая моментально стала песней, полуторавековой предтечей «Владимирского централа». Причем в его времена песня считалась революционной:

Ой, дорога ль ты, дороженька пробойная.Ты пробойная ль дороженька, прогонная!Уж много на Руси у нас дороженек,Что дорог ли широкатных, поисхоженных:По иным гоняют царских слуг — солдатушек,По иным бредет убогий богомольный люд,От Соловок до Киева, по угодничкам,Что по третьим ли дороженькам шлют красен товарВсе купцы, да молодцы, володимирцы.Широки ль уж те дорожки да укатисты,А уж шире ль, да длиннее, да утоптаннейНашей матушки-Владимирки — не быть нигде!Не одни-то по ней поручни притерлися,Не одни-то быстры ноженьки примаялись,Что и слез на ней немало ли проливано,А и песен про нее ль немало сложено!Далеко ты в даль уходишь непроглядную,Во студеную сторонушку сибирскую,Ох, дорога ль ты, дороженька пробойная,Ты пробойная ль дорожка Володимирская!

Книги Крестовского и Дорошевича, Достоевского и Якубовича стали «капиллярами», по которым субкультура перетекала в социум.