История Русской армии

В искусстве стрельбы наши артиллеристы не знали себе соперников. Искусству этому были поставлены, однако. две большие препоны: во-первых, неналаженность снабжения боевыми припасами первый год войны, во-вторых, неудовлетворительность старших артиллерийских инстанций, узость их тактического кругозора.

Артиллеристы считали себя как бы мастерами пушкарского цеха, обособленного от войск, и свою артиллерийскую тактику мыслили вне всякой связи с общевойсковой. Артиллерийский офицер, приобщавшийся к этой общевойсковой тактике в академии Генерального штаба и расширявший этим свой тактический кругозор, назад в артиллерию не принимался. Он считался как бы отрезанным ломтем и зачислялся по пехоте, а если был конноартиллеристом - то по кавалерии.

Благодаря этому антагонизму между артиллерией и Генеральным штабом (в чем виноваты обе стороны), антагонизму, существовавшему еще издревле - с гладкоствольных времен и тщательно культивировавшемуся, - в строю артиллерии не было офицеров с высшим тактическим образованием и с широким тактическим кругозором. На должностях командиров батарей и дивизионов этот недостаток не давал себя знать, но на должности командира бригады делался сразу ощутительным, а на должности инспектора артиллерии корпуса - болезненным.

От подпоручика до генерал-инспектора артиллерии наши артиллеристы полагали: все дело - в меткой стрельбе. Они добивались этой меткой стрельбы добились ее на славу, но им в голову не пришло облечь эту свою меткую стрельбу в тактические формы. Тактика считалась достоянием одиозного Генерального штаба. Ревниво оберегая свое дело от его посягательств, артиллеристы, в свою очередь (за очень немногими исключениями), стремились игнорировать все, что выходило за рамки пушкарского цеха.

Уже в артиллерийских училищах тактика преподавалась в виде проформы. Быть ездовым коренного уноса там считалось гораздо почетнее, чем иметь 12 баллов по тактике. Эта психология осталась навсегда. Интересовались исключительно техникой - техникой стрельбы, материальной частью (особенно этой последней). Об артиллерийском деле в рамках военного искусства не помышляли.

Увлечение материальной частью переходило границы целесообразности. На инспекционных поверках от офицеров требовалось знание веса в долях золотника самого ничтожного штифтика, поперечной нагрузки всякого винтика. Не засоряя голов и сберегая время, все это можно было поместить в справочную книжку. Ездившая незадолго до войны во Францию наша артиллерийская миссия обратила все свое внимание опять-таки на материальную часть, совершенно пренебрегая тактической стороной дела. Русские генералы и подполковники не нашли ничего лучшего, как сфотографироваться номерами у французской полевой пушки. В то же время никому из них не пришло в голову познакомиться с книжкой полковника Файоля (будущего маршала) Сосредоточение огня, проводившей оригинальные тактические идеи об организации огневого кулака.

В результате если наш батарейный командир легко расправлялся с немецким, то немецкий командир бригады - тактик и немецкий корпусной инспектор - тактик рассчитывались за это с русскими бригадным и корпусным мастерами пушкарского цеха.

Мы признавали только фронтальный огонь, стреляя прямо перед собой, действовали исключительно лобовым натиском. Наш огонь был меток, но в крупных соединениях не гибок. Немцы оставляли по фронту незначительное количество батарей, а всеми силами, собранными в кулак, наваливались во фланг, действовали косоприцельно. Лучшая тактика, численное превосходство и неограниченное питание огневыми припасами ставили германскую артиллерию в самое выигрышное положение, но наши артиллеристы своей сноровкой и меткостью стрельбы восполняли свои тактические пробелы. В равных силах германская артиллерия ничего не значила перед нашей. В полуторном получалось устойчивое равновесие. В двойном - что было обычным явлением - наша артиллерия выходила с честью из неравного и тяжелого поединка. Для решительного успеха немцам надо было сосредоточивать по меньшей мере тройное количество батарей.

Наша пехота жаловалась - и совершенно основательно - на страх наших артиллеристов потерять орудия и их тенденцию прятаться за спину пехоты и оставлять ее без поддержки в самую критическую минуту. Эту бесцеремонность русских артиллеристов по отношению к своей пехоте отметил и Морген. Наша артиллерия исходила из абсурдного и вредного положения: пушки - наши знамена! Терять орудия считалось бесчестным. Покинуть в критическую минуту погибающую пехоту, лишить ее поддержки - за бесчестье не считалось и было в порядке вещей.

Следует отметить, что австрийская артиллерия стреляла значительно лучше германской, научившись многому у нас. Все, что сказано о пехотных наших дивизиях, относится и к их артиллерии, подготавливавшей их успехи и смягчавшей их неудачи.

* * *