Командовавший главными силами Буксгевден проявил большую мешкотность и отсутствие инициативы, действуя согласно букве диспозиции и вопреки сложившейся обстановке. Наполеон своим кулаком бил наши колонны по очереди и с захватом Пратценских высот поймал в мешок значительную часть нашей армии, вышедшей из отчаянного положения лишь благодаря доблести войск и начальников (Дохтуров), особенно же самопожертвованию кавалерии (от Кавалергардского полка осталось всего 18 человек). Союзники лишились 15000 убитыми и ранеными, 12000 пленными, 51 знамени, 158 орудий, всего 27000 человек, из коих 21000 русских (133 орудия). У Наполеона убыло 8500 человек. Австрия пала духом, вышла из состава коалиции и подписала в Пресбурге мир, по которому уступала Наполеону свои владения в Италии (Милан, Венеция), а союзной ему Баварии - Тироль.
Россия продолжала борьбу. Два года героической борьбы Сенявина на Адриатике, защита Далмации и Иллирии принадлежат истории флота и составляют одну из славнейших ее страниц. На этом театре войны в 1805 - 1807 годы мы вышли победителями. Что касается до корпуса Толстого в северной Германии, то он выступил в поход, не дождавшись шведов и дошел было до Ганновера, но после Аустерлица получил повеление возвратиться.
* * *
Кампания 1805 года - одна из самых красивых в истории военного искусства. Ульмский маневр - классический образец стратегии Наполеона, тогда как Аустерлиц - классическая наполеоновская битва.
Но не все образчики высшего военного искусства в эту кампанию находятся на стороне французов. Отступление Кутузова на протяжении 600 верст проведено блестяще и во всемирной военной истории должно быть поставлено на второе место - сейчас же за Швейцарским походом Суворова.
О русской армии Наполеон вспоминал уже на острове св. Елены так: Русская армия 1805 года была лучшей из всех выставленных когда-либо против меня. Эта армия никогда не проиграла бы Бородинского сражения...
Это высокое качество русской армии объясняется, помимо природных свойств русского офицера и солдата, еще и тем, что та русская армия была еще суворовской - жила еще наследием великого века.
Одиннадцать лет прошло от штурма прагского ретраншамента до шенграбенского дела и всего шесть лет отделяли Аустерлиц от Треббии. При сроке службы в 25 лет нет ничего удивительного, что не только старикам (помнившим Рымник и Измаил), но и молодым еще офицерам и солдатам - недавним героям Муттенской долины - был лично известен и граф Александр Васильевич и его Наука побеждать. А иной седой капитан или штаб-офицер - хранитель духа и традиций - вспоминал еще Ларгу и Кагул. И когда Дохтуров, в трагическую минуту аустерлицкого побоища, обнажив свою золотую саблю, крикнул своим мушкетерам: Ребята, вот шпага матушки Екатерины! - те его поняли...
Все старшие начальники этого похода - ближайшие сподвижники Суворова. Кутзов - правая рука под Измаилом, Багратион - герой Швейцарского похода и, наконец, Вейротер никто иной, как начальник штаба Суворова. Это последнее обстоятельство надо иметь в виду для объяснения того авторитета, которым пользовался Вейротер в союзной армии. План Вейротера был хорош, - говорил Наполеон, - если б моя армия стояла все время не двигаясь, как верстовые столбы. Атакуй я на шесть часов позже - я был бы разбит...
Кутузов в эту кампанию держал экзамен на полководца и выдержал его блестяще. За исключением Петра I на Пруте и Суворова в Швейцарии, ни одному еще русскому главнокомандующему не приходилось действовать в более тяжелой обстановке, чем Кутузову в его отступлении от Браунау до Цнайма. Отступление его образцово. Переход на левый берег Дуная под Кремсом нарушил все расчеты Наполеона, что, совместно с разгромом Мортье под Дюрнштейном, указывает на большой стратегический его глазомер. Цнаймские же переговоры с Мюратом, где Кутузов спас русскую армию, показывают кроме того, что у нашего главнокомандующего помимо хитрости был и ум, и при том государственный ум. Никто (и даже более одаренный собственно в военном отношении полководец) не поступил бы так на его месте. Одни - подобно австрийскому офицеру - поверили бы Мюрату (не верить слову короля неаполитанского было бы просто неловко), другие - несколько более проницательные - не поверив, ввязались бы в бой, чем совершенно погубили бы дело. Додуматься же до симулирования контр-пропозиций (и притом необычайно выгодных для противника) мог лишь один Кутузов.
Присутствие Императора Александра в армии стесняло Кутузова - как всегда стесняет главнокомандующего присутствие монарха (если только монарх не является военным гением), - и вытекающая отсюда неизбежно двойственность в распоряжениях. Поэтому обвинять Кутузова в аустерлицком разгроме не приходится. Аустерлицкая авантюра была ему навязана свыше - подобно тому, как семь лет спустя ему будет навязана (одновременно и верхами, и низами) авантюра бородинская. Аустерлиц едва не погубил армии, Бородино едва не погубило России, Кутузов это понимал, но ничего не мог поделать.