Военная академия, наименованная в 1856 году в память своего основателя Николаевской академией Генерального штаба, получила ряд преимуществ. В этом направлении особенно многое сделали генерал-адъютант Ростовцев — один из главных деятелей реформ Царя-Освободителя — и дежурный генерал штаба армии Герштенцвейг. В академию разрешено принимать неограниченное количество слушателей, должности адъютантов в войсковых и окружных штабах и управлениях были предоставлены исключительно офицерам Генерального штаба.
Сам Главный штаб, однако, был поставлен Милютиным в полнейшую подчиненность Военному министерству, превращен в один из министерских канцелярских «столов». Мы можем видеть огромную разницу между германским «Большим Генеральным штабом» и нашим «Генеральным штабом». Германский реформатор Мольтке проводил реформу с точки зрения начальника Генерального штаба. Русский реформатор Милютин — с точки зрения военного министра. Отсюда независимое и с уклоном в сторону войск положение Генерального штаба в Германии, зависимое и с уклоном в сторону канцелярии положение такового в России.
В 1868 году Милютиным было составлено новое Положение о полевом управлении войск, заменившее старое, «централизаторское» Положение 1846 года. Оно поражает своим бюрократическим духом, преобладанием канцелярского элемента над собственно штабным и штабного над строевым. За все время существования русской армии здесь в первый раз ни словом не упомянуто о монархе. Зато с избытком упомянуто о министре: весь «полевой штаб Действующей армии есть не что иное, как исполнительный орган Военного министерства» — и все Положение клонится к тому, чтобы главнокомандующим был назначен военный министр. Те же идеи будет проводить впоследствии и генерал Сухомлинов.
Самая война ведется, согласно Положению, импровизированными каждый раз для данной цели «отрядами». Если все наши Положения характеризовать лапидарными определениями, то к милютинскому подойдет определение «канцелярско-отрядного». Бюрократическое управление войсками, импровизационное вождение войск. Все это дало Эски-Загру и три Плевны…
Венцом всех реформ явилось введение 1 января 1874 года всесословной воинской повинности. Почва для этой реформы была подготовлена уже давно — с 19 февраля 1861 года ничто ей не препятствовало, но наше военное ведомство не торопилось с ее введением. Война 1870–1871 годов — победы вооруженного и организованного германского народа над полупрофессиональной армией ветеранов Второй империи и необученным ополчением юной Третьей республики — заставили серьезно взяться за проведение этого насущного мероприятия. Слово «повинность», к сожалению, сохранилось и в новом Уставе, согласно которому военнообязанным являлся каждый русскоподданный, достигавший 21 года. «Повинность» вообще означает обязанность и притом неприятную (вексельное: «повинен я заплатить»). Оно не могло годиться в эпоху, когда понятие «солдат» стало «именем общим и знаменитым». Общий срок службы определен в 15 лет: 6 — в строю, 9 — в запасе (на 36-м году жизни запасной увольнялся, таким образом, «вчистую»).
Устав о всеобщей воинской повинности предусматривал самые широкие льготы по семейному положению. Половина военнообязанных, подходивших под эти льготы, вообще сбрасывалась со счетов. Явке в воинские присутствия подлежала лишь другая половина, из коей в войска назначалось опять-таки менее половины, причем благодаря системе жеребьевки под знамена далеко не всегда попадал физически лучший элемент. При этой системе обширные человеческие ресурсы России за сорок лет — с 1874 по 1914 год — были использованы ниже посредственного. Военное ведомство оказалось не в состоянии их утилизировать, произвести их надлежащий отбор.
Исследователя этого Устава не может не поразить огромный размер льгот по образованию. Введя эти льготы, Милютин преследовал цель содействовать народному образованию — цель, конечно, благую. Однако при этой системе наиболее ценный в интеллектуальном отношении элемент хуже всего был использован (вольноопределяющиеся I разряда служили всего 6 месяцев — ясно, что из них могли получиться лишь посредственные прапорщики запаса).
Заимствовав от пруссаков форму идеи, Милютин не заимствовал ее духа. В Германии (а затем и во Франции) никто не имел права занимать казенной должности, и даже выборной, не имея чина или звания офицера или унтер-офицера запаса. Через ряды армии там пропускалось все наиболее ценное, что было в стране, и связь общества с армией была действительной и действенной. У нас поступили наоборот — никакого законодательства на этот счет не существовало, на связь армии с обществом не было обращено никакого внимания, ценные категории интеллектуального отбора нации были освобождены от призыва в войска либо служили заведомо недостаточный срок.