История русской армии. Том первый

Однажды, желая знать мнение Суворова о лучших военных сочинениях и выдающихся полководцах, граф Растопчин назвал нескольких. При каждом имени Суворов крестился, наконец сказал на ухо: «Юлий Цезарь, Ганнибал, Бонапарте, домашний лечебник, пригожая повариха». Здесь особенно поразительно то, что он поставил Бонапарта в один ряд с Ганнибалом и Юлием Цезарем, основываясь на впечатлении от первого его похода 1796/97 г. Это показывает, насколько было велико чутье этого человека. А между тем Наполеон признавал в Суворове только душу великого полководца, но отрицал его ум.

И вот на этой-то почве непостижима порой для непосвященных глубина мышления Суворова. Между тем у него все так просто, и, уважая душою военную науку, он не вязнет в дебрях ее и проповедует то, что стало каноном спустя лет 150, да и то не вполне решительно. У него нет особых стратегии и тактики. У него одна только великая, всеобъемлющая наука — «Наука побеждать». И в самом деле, к чему же должны мы стремиться всегда и во всем, как не к победе над врагом. Но раз «правильно называть есть правильно понимать», то кто же более Суворова достоин быть отцом и этой первейшей и важнейшей мысли о единстве военной науки на почве главенства победы, главенства боя над всем остальным на войне, — и кто когда-либо лучше него ощутил природу и сущность войны, которая живет и дышит победой?! Недаром же он говорил: «Смотри на дело в целом.»

Но что же тогда лучше всего обеспечит нам всегда достижение этой великой цели — успех во всем на войне. «Глазомер, быстрота, натиск», — вот, по мнению Суворова, три главнейшие основания победы, т. е. надо уметь оценить обстановку (разведка), быстро принять решение и увенчать предыдущие действия решительным натиском, не выжидая удара со стороны противника.

А вот и другое разительное доказательство суворовского «взгляда на дело в целом».

Долго считали мы, а инженеры упорствуют и до сих пор, что действия против крепостей — это особая «крепостная война», с ее «особыми принципами». «Баталия на окопы на основаниях полевой», — учит Суворов. Он даже не признает в обучении войск слова «крепость» как чего-то неодолимого, — а мы считаем ныне, что немцы открыли нам эту истину, и не хотим знать своего.

Таков Суворов-стратег, Суворов — начертатель высшего отдела «Науки побеждать».

^{Форма одежды лейб-гвардии Измайловского полка: адъютант и знаменные ряды}

Что касается Суворова-тактика, т. е. его деятельности на поле сражения и на пути к нему, то в этом отношении он еще более непревосходим. Да оно и понятно, раз дело это обосновано у него на глубоком уважении к военной истории. «Тактика без истории потемки», — говорил он.

В бою он всегда умел схватить истинную обстановку, быстро оценить положение противника и свое; искусно пользовался он чужими ошибками, не давал врагу пользоваться его выгодами. Тактический «глазомер» Суворова никогда не давал сбоя, и если обстановка не выяснялась до сражения, то Суворов раскрывал ее самим боем (Нови).

Для удара он выбирал наиболее важную точку неприятельского расположения и тоже вовсе не вел здесь одних равномерных лобовых ударов. «В бою надо стремиться к единой главной точке и забывать о ретираде», — учил он. «В баталии полевой три атаки: первая на крыло, которое послабее… в середину нехорошо, самого сожмут. Атака в тыл всеми силами хороша только для малаго корпуса», — учит он. Что изменилось здесь? И знаменитые немецкие «окрыления», и «резиновая лента при прорыве врага» разве взяты не отсюда?

Но разнообразие приемов покоится прежде всего на понимании местности. Суворов и говорил: «Умей пользоваться местностью», — и пользовался ею сам неподражаемо, — вспомним его приемы везде, и особенно в Италии (Треббия) и Швейцарии (более всего — в последней). Недаром он говорил: «Где пройдет олень, там пройдет солдат, а где пройдет солдат, там пройдет целое войско.»

Управление боем оставалось всегда в руках Суворова. Он был полным хозяином поля сражения и, в зависимости от обстановки, давал делу тот или другой оборот (Рымник, Козлуджи, Треббия, Гларис).

Француз Дебокаж говорит: «Когда он являлся перед противником, все уже им было предвидено заранее. Но если какой-нибудь случай или местные обстоятельства требовали перемены, он делал ее с такою быстротой, что никто не мог заметить, есть ли эта перемена самопроизвольное творчество данного мгновения или исполнение первоначального решения».

Подготовка Суворова к сражению была крайне простой. Письменные диспозиции отдавались им только тогда, когда обстановка не допускала сомнений в своей неизменности, т. е. перед самым исполнением. Чаще распоряжения делались простыми записками за подписью или самого Суворова, или доверенного лица. Чаще же всего Суворов отдавал распоряжения прямо на словах, собирая у себя подчиненных обыкновенно «к обеду», т. е. около семи часов утра. Но это вовсе не исключало основных письменных распоряжений, одно дополняло другое, о чем уже и говорилось выше применительно к «плану операционному».