Опыт работы с Борисом Эйфманом оказался для меня чрезвычайно интересен, прежде всего, конечно же, в профессиональном плане. Поэтому, когда в ходе постановки балета «Русский Гамлет» на сцене Большого театра он предложил мне танцевать партию Екатерины II и премьеру, я, конечно, с радостью согласилась. Балеты Бориса Яковлевича я всегда смотрела с восхищением и в то же время с некоторым страхом. Подобное чувство должно возникать у всех, кто знает только классическую балетную технику, ведь Эйфман работает на границе двух танцевальных стилей – классики и contemporary dance,[3] создав свой собственный стиль. Мною очень любимый.
Временами танцовщики Эйфмана напоминают акробатов, двигающихся с избыточной физической и драматической силой. Иногда их тела принимают асимметричные нереальные позы. Нереальные – с точки зрения классического балета Мариуса Петипа. Вместе с тем Борис Эйфман создает настолько живое и эмоциональное действие на сцене, настолько мощное по энергетике, что классика балета по сравнению с ним кажется детской игрушкой, наивной и примитивной сказкой.
Согласие участвовать в постановке Бориса Яковлевича для меня было чем-то вроде вызова себе самой. Хотя со стороны, наверное, это выглядело нелогично на фоне обидных обвинений в том, что Волочкова – неклассическая балерина. Ей бы доказывать обратное, а она отправляется прямиком в спектакль к Эйфману, которому ортодоксы классического балета в лучшем случае отказывают в звании хореографа. А мне в тот момент, наоборот, хотелось попробовать себя в чем-то новом, тем более что по технике и сценической насыщенности спектакли Бориса Яковлевича гораздо сложнее классических русских балетов.
Конечно, привлекал меня и образ Екатерины II. Одно дело – танцевать роли вымышленных влюбленных красавиц, принцесс, фей, белых и черных лебедей, другое – погрузиться в судьбу, характер и страсти совершенно реального человека, а потому сложного и неоднозначного в своих желаниях. У меня до сих пор свеж в памяти мимолетный жест, с которым императрица нежно прижимает к себе голову сына, чтобы потом тут же оттолкнуть и отшлепать его. Такая, казалось бы, маленькая, но очень выпуклая черточка чувства любви-ненависти, которое Екатерина II испытывает по отношению к Павлу.
Кроме того, надо учитывать, что я родилась в Петербурге и для меня фигуры таких наших самодержцев, как Петр I, Елизавета Петровна, Екатерина II, в каком-то смысле являются культовыми. Недаром говорят, что в городе на Неве каждый камень дышит историей. Да и в детстве моя мама в качестве экскурсовода водила меня по родному городу, показывая его дворцы, парки и сады и рассказывая, какая история связана с тем или иным местом.
Я уже сама успела составить свое собственное мнение о Екатерине II как о матери, и мне хотелось сравнить образ, созданный Борисом Яковлевичем Эйфманом, с тем, что существовал в моем воображении. Я, например, знаю, что очень непростые отношения у императрицы сложились и с другим ее отпрыском Алексеем Бобринским, незаконнорожденным сыном от Григория Орлова. Мне известна и другая историческая подробность: как Павел в день смерти матери пришел к гробу своего отца Петра III, помещенному в подвальный свод Александро-Невской лавры, и возложил на гроб российскую императорскую корону. И похоронил он отца и мать вместе в Петропавловском соборе, а возглавлять похоронную процессию заставил Алексея Орлова (возможно, и нанесшего смертельный удар). Впрочем, все правление Екатерины II было связано с настолько интересными историческими фактами, что перечислять их можно бесконечно.
К тому же историческая правда не столь важна, когда речь идет о творении такого неординарного хореографа, каковым является Борис Яковлевич Эйфман. Сам он так определил цели постановки спектакля: «Мой балет – не историческая хроника, не академическое исследование, это хореографическая фантазия. Создавая спектакль, я, конечно, тщательно изучал существующую литературу о Павле и Екатерине, но, так как это спектакль о мистическом фантазере, я позволил внести в его историю некоторую фантазию… Для меня главное – психоанализ героев, сложные отношения матери и сына, удивительные фантазии, в которых пребывал царевич Павел, его способность уходить в мистические миры».
Если говорить о либретто, то сюжет балета «Русский Гамлет» лежит сразу в двух реальностях – события детства и юности царевича Павла переплетаются с шекспировской трагедией о принце датском. Параллель читается достаточно легко. У обоих были подло убиты отцы, и оба сына об этом узнали; у обоих насильно отняли предназначенный им по праву трон; оба потеряли любимых женщин. Оба были безумцами, правда, один притворялся, а другим действительно владела мания преследования. И, наконец, оба жаждали мести и воспринимали ее как высшую справедливость. Только Гамлет в незабвенной шекспировской трактовке в деле мести преуспел, а Павел со сцены «уезжает» на длинном шлейфе платья своей не прощенной, но и не побежденной матери, не в силах совладать с ее могучей волей.