История русской бюрократии

Во-вторых, начав войну против ливонцев-колонизаторов, царь Иван сорвал планы других стран по захвату прибалтийских земель.

Испания накануне событий сдружилась со Швецией, собиралась утвердиться в Зунде[10], и готовила планы захвата Ливонии. Посольство короля Филиппа уже вело в Стокгольме переговоры об испано-шведско-польской коалиции не только против Москвы, но и против Дании, Голландии и Англии, которые тоже имели виды на эти места. Почему бы было испанцам не захватить всю Прибалтику? Колонизовали же они центральную и почти всю южную часть Америки, которые много дальше. И на каком бы языке сейчас говорили три гордых прибалтийских народа…

Франция, в пику испанцам, принимала меры для заключения союза с Данией, чтобы не позволить королю Филиппу захватить Зунд. (Дания и сама желала бы владеть проливами и Ливонией, но была слаба, и по обстоятельствам то кидалась в объятия Москвы, то клялась в вечной дружбе шведскому королю.) А ещё во Франции обсуждали возможность отправки в Ливонию десятитысячной армии, чтобы создать на востоке Балтики плацдарм для захвата Московии и Швеции.

Иван же Грозный упредил всех. Правда, после разгрома и ликвидации Ливонского ордена России пришлось вести войну одновременно против Великого княжества Литовского, Польши, Дании и Швеции. А те науськивали на нас крымского хана Девлет-Гирея, пришлось отбиваться и от него тоже. Вот почему 25-летняя война окончилась со скромным для нас результатом.

Царю стоило немало сил вовлечь старую элиту в эти дела. Родовая знать воевать за интересы страны не хотела. Она решала задачи, противоположные царским, а геополитическая обстановка требовала срочных мер, и царь устранил негодные кадры очень искусно. Он вместо репрессий против своих врагов уехал из столицы в Александровскую слободу и объявил, что часть страны отдаёт боярам: правьте, как хотите. И добился, что простой народ встал на его сторону, так как царь оказался «обиженным». Дальше, когда он репрессировал тот или иной боярский род, простолюдины и другие бояре особо не возмущались, потому что в большей части репрессии были обоснованы. К тому же старая «элита» знала, что стране всё равно нужны управленцы, и поэтому «всех не вырежут», и удастся не только отсидеться, но и перескочить в новую элиту. Что и произошло. А вот если бы царь сразу начал с репрессий, то пострадавшие не согласились бы на роль жертв, и сочувствие народа и бояр было бы на их стороне.

5 января 1565 года царь принял депутацию москвичей, а дума и духовенство предоставили ему чрезвычайные полномочия. Народ без царя жить не желал, и царь получил от народа мандат на проведение реформ. По возвращении в Москву он учредил опричнину, выделив из земщины в своё опричное владение часть городов и волостей, и учредив особый двор с опричными дворецким, боярами и служилыми.

Опричники были организованы наподобие монашеско-рыцарского ордена. Называть «орден опричников» бюрократами совсем неверно, но вспомним: повиновение, дисциплина и безличность — важнейшие качества бюрократа!.. И все исполнительские кадры в этом монашеском братстве были у царя на глазах. Сам он стал игуменом, князь Афанасий Вяземский — келарем, Малюта Скуратов (думный дворянин Григорий Скуратов-Бельский) — пономарём. Как и в монастыре, здесь была общая трапеза, совмещавшаяся с богослужением.

Можно предположить, что Иван набирал в опричники самых, на его взгляд, лучших и верных. А они оказались самыми пронырливыми. Между тем, когда недостойные люди получают безграничную власть, они начинают безобразничать. Так произошло и в этом случае, и, к сожалению, своеволие и злодеяния опричников закрыли для современников и дальнейших историков истинное значение этого учреждения. Повествователи той эпохи представили её так: в гневе на своих подданных Иван разделил страну на опричнину и земщину и заповедал опричникам «насиловати и смерти предавати» людей земщины. Многие историки следовали этому взгляду и видели в опричнине орудие насилия.

Однако уже во второй половине XIX века историки К. Н. Бестужев-Рюмин и Е. А. Белов, признавая опричнину «страшною кровавою драмою», всё же назвали её «важным шагом к развитию понятия о государстве», проявлением борьбы Ивана с потомками удельных князей, рвавших Русь на части всего лишь за одно-два поколения до него. Белов писал, что Грозный «на сто лет стоял целою головою выше бояр, в то время когда боярство всё более и более проникалось узкими фамильными интересами, не думая об интересах Земли Русской»[11].