История русской культуры

Духовное творчество в данном направлении есть «творческое продолжение и завершение „богочеловеческого процесса“», активное приближение к царству Божию, «обожению» твари и человека. Эта цель достигается в церкви, но не во внешней церкви обрядов и таинств, для которых существуют приспособленные к среднему человеку учения «школьного богословия», а в церкви невидимой и вселенской, в которой сосредоточивается вся творческая жизнь. В ней «цветет красота космической жизни», творил Шекспир, Гете, Пушкин. Достиг вершины гнозиса Я. Бёме. В центре этой церкви — учение о богочеловечестве, о новом духовном роде человеческом, идущем от Христа. Процесс идет не сверху вниз, а снизу вверх: «Человек, а не ангел поднимается до недр Святой Троицы».

Вождем в восхождении от человеческого к божескому является пророк. Бердяев развивает представление о пророке, заложенное в знаменитом стихотворении А.С. Пушкина:

Восстань, пророк, и виждь, и внемли.
<…>
Глаголом жги сердца людей.

Пророк «есть источник творческого движения в религиозной жизни, он не допускает окостенения и омертвления религиозной жизни, он дышит стихией свободы». Он «не уходит из мира для спасения души», как индийский мистик, а в соответствии с приматом соборности «стремится к совершенству человечества и мира, а не только личности».

Николай Бердяев связал с богословием новые научные эволюционные концепции и философскую концепцию творческой эволюции Анри Бергсона. Это этап синтеза науки, философии и религии. Философию Бердяева сближают с философией Григория Сковороды и мировоззрением духовных сектантов, в частности с духоборами. Но у него в соответствии с духом времени больший вес имеют творчество и свобода. Не столь радикальную позицию занимал П.А. Флоренский.

Павел Александрович Флоренский (1882–1937).

Синтетическая личность — богослов, философ, ученый, теоретик искусства, практик электростанций. По многогранности своей деятельности он приближается к титанам Возрождения.

Огромное значение для религиозно-философской жизни начала XX в. имела работа Флоренского «Столп и утверждение истины» (1914). Основываясь на мысли, что «вера есть источник высшего разумения», он от формулы Ансельма Кентерберийского «верю, чтобы понять» переходит к формуле «понимаю, чтобы верить». Необходимость признания абсолютного начала (о чем писал В.С. Соловьев) приводит Флоренского к догмату Святой Троицы, который постигается выхождением «Я» из себя, в «не-Я», в другого, что есть начальный акт любви. Полное осуществление Святой Троицы в мире будет лишь в конце Истории, тогда спасется «Богосознание», образ Божий и погибнет «самосознание», «самость», «душа». Такова православная теодицея Флоренского.

Ответы на главные вопросы Флоренский находит в мистике. Однако он противопоставляет мистике «живота» в оргиастических культах сектантства и мистике «головы» у теософов мистику средоточения человеческого существа, «сердца», которая открывает доступ благодати в человека. Это мистика целомудрия и чистоты. Последняя цель подвига — «достигнуть нетления и обожения духа через стяжание Духа», что будет достижением Троицы и Истины.

Развивая учение Владимира Соловьева о Софии, Павел Флоренский утверждал, что значение Софии многообразно: от совокупности «образов идеальной личности твари» до Богородицы. Связь представления о Софии с центральной для русской философии идеей соборности раскрыл Евгений Николаевич Трубецкой (1863–1920).

«С образом „Софии“ сочетается все та же мысль о единстве всей твари. В мире царствует рознь, но этой розни нет в предвечном творческом замысле Премудрости, сотворившей мир. В этой премудрости все едино — и ангелы, и люди, и звери. Это мысль о мире всей твари ярко выражена уже в памятниках конца XII века, в Дмитриевском соборе во Владимире»[138].

Учение о Софии, развитое русскими религиозными философами XX в., корреллирует с духом коллективизма, который пропагандировался в то же время в атеистическом СССР.

Е.Н. Трубецкой ответил на Первую мировую войну и русскую революцию тремя очерками о русской иконе («Умозрение в красках», 1915; «Два мира в древнерусской иконописи», 1916; «Россия в ее иконе», 1917) и затем трактатом «Смысл жизни» (1918). В период насилия он напомнил о величии прекрасного идеала. Можно считать, что ответ неадекватен: война продолжалась и революция состоялась. Однако ответ был адекватен духовно. Произведения культуры не могут нейтрализовать социальных тенденций, но они сами по себе вечные духовные достижения и напоминают о духовном синтезе в эпоху распада. Е.Н. Трубецкой показал, что делать в годину скорби: вспоминать о великом прошлом и учиться у него жить.