История русской литературы: 90-е годы XX века: учебное пособие

В современной литературе необыкновенно широко распространилась легкожанровая беллетристика.В 90-е на книжных прилавках господствовали не Пушкин с Гоголем и не Достоевский с Чеховым, а разномастные зарубежные «легкожанровики»-беллетристы с «примесью» авторов современных отечественных детективов (проза Александры Марининой, Эдуарда Тополя и др.). Читателю тут и там предлагались и перетолковывающие историю на приключенческий манер романы в духе Дюма (от Понсона дю Террайля и Георга Борна до всяких современных «литературных мушкетеров»), и детективы разной степени «крутизны» (от прекрасного Раймонда Чандлера до изнемогающего от антирусской шпиономании иеговиста Микки Спиллейна), и всякая фантастика с мистикой, где задают тон авторы, подобные неистощимым на выдумку Роджеру Желязны и Стивену Кингу… Почему переводилось и издавалось именно это, а «серьезная» зарубежная литература пребывала почти в таком же загоне, как и отечественная наша классика, – обескураживающе ясно. Тут была и есть своя политика, та самая антикультурная политика, которая с болезненным упорством проводилась кем-то, кто, по-видимому, невзлюбил истинную западную культуру, – проводилась и в литературе, и в иных искусствах. В результате на телевидении, например, богатые почти беспрерывно плакали, тропиканки в десятках тягучих серий понемногу открывали свои нехитрые секреты, а ковбои из «цивилизованных стран» занимались на экране нудным мордобоем (плохо сыгранным), чем постепенно создали у россиян все же не вполне справедливое представление как о моральном облике своих реальных, не кинематографических, сограждан, так и о национальном киноискусстве. Впрочем, и в кино и в литературе имеется собственная классика и в сфере развлекательных жанров. А следовательно, и просто талантливые беллетристические произведения в литературе время от времени рождаются. Однако, к сожалению, не они, а массовое чтиво заполоняет прилавки.

В этот период тяга к беллетристике явно наметилась у ряда отечественных писателей, давно имевших и своего читателя, и прочное литературное имя. Что в этой тяге диктуется создавшимся спросом на литературном «рынке», а что объясняется причинами органичными, интимно-творческими – вопрос особый, который разрешается всегда сугубо индивидуально. Но само появление любопытных отечественных беллетристических новинок в последнее время – факт.

Мы – народ неуемный, склонный к постановке разных рискованных, иногда и удачных, опытов. У западных писателей – детектив так детектив, историко-приключенческий сюжет – так историко-приключенческий, мистика и религия – так мистика и религия… Но чтобы прихотливо перемешать все три подобных компонента в пределах текста – тут пахнет русским духом! У «них» алкогольные коктейли, но «литературный коктейль» – синтез – многократно провозглашался (да и с переменным успехом осуществлялся) прежде всего у нас. Тут и державинское понимание поэзии как «говорящей живописи», и литературные «симфонии» А. Белого, и блоковские «верлибры» – прозаизованная поэзия, и многое другое. Сегодня Петр Паламарчукв романе «Нет. Да» и Андрей Молчановв романе «Схождение во ад», вышедших в журнале «Москва» параллельно (оба в № 8 и № 9, 1995), взялись за синтез «сюжетный».

Эти два романа словно вышли из одного литературного салона – настолько тесно сопрягаются разлитое в них миропонимание, их стилистика и «географическое пространство». Подчеркиваем: авторы литературно одаренные люди с броской манерой письма, с богатой сюжетной фантазией (тут и любовь, и мистика, и религия, и детективные перипетии). Но серьезнейшие проблемы обсуждаются здесь порой так легкомысленно, как будто жизнь – это какой-то водевильчик.

В «Нет. Да» три самостоятельные линии. Во-первых, это повествование об одном из привлекательнейших людей XX века – православном архиепископе Иоанне (Максимович), который происходил из наших пореволюционных эмигрантов, стал одним из так называемых «карловацких» иерархов Православной церкви за рубежом, занимал кафедры в Китае и США, при жизни обрел славу чудотворца, в 1966 году скончался, а совсем недавно, после обретения его нетленных мощей, был канонизирован. Во-вторых, это явно отдающая ранними романами В. Пикуля линия о полковнике, затем и генерал-майоре русской службы Пренделе, герое 1812 года, за голову которого, по словам рассказчика из «Нет. Да», «сулил отвалить мешок денег лично Наполеон». Третья линия выписана не по «книжным» источникам, вроде воспоминаний многих людей о владыке Иоанне или архивных данных о Пренделе, а на сугубо «жизненном материале». Это повествование о красочных похождениях главного героя, которому автором придано «нечастое, хотя и совершенно православное имя» Рикс. Действительно, есть в святцах такое имя (хотя в романе оно, подобно не выстрелившему ружью, никак не «срабатывает» и придумано, видимо, лишь оригинальности ради).