История русской литературы. 90-е годы XX века

«А вот мальчишка, лет десяти, опять к ступенькам пробирается.

– Ты куда?

– Смотреть. – Лицо решительное.

– А огневой налет, знаешь такой? Не успеешь оглянуться – осколком тебя продырявит. В каком ты классе?

– Ни в каком, – втянул воздух носом.

– А почему?

Война – нечего и объяснять, пустой вопрос. Но мальчик хмуро объясняет:

– Когда немцы пришли – я все свои учебники в землю закопал. – Отчаянное лицо. – И не хочу при них учиться. И видно: как ненавидит их.

– И все два года так? Шморгнул:

– Теперь выкопаю.

Чуть отвернулись от него – а он по полу, на четвереньках, под столиком вычислителя пролез – и выскочил в свою деревню».

А это изба в прифронтовой деревне Желябугские Выселки. Девушка рядом со старухой:

«Доглядел: там глубже какая ж девушка прелестная сидит.

– А тебя, красуля, как звать?

Кудряшки светлые с одного боку на лоб. И живоглазка:

– Искитея…

– И не замужем??

– Война-а, – старуха отклоняет за молодую. – Какое замужество».

А теперь вторая часть рассказа, которая относится к нашим невоенным, мирным дням.

«И вот через 52 года, в мае 1995, пригласили меня в Орел на празднование 50-летия Победы. Так посчастливилось нам с Витей Овеянниковым, теперь подполковником в отставке, снова пройти и проехать по путям тогдашнего наступления: от Неручи, от Новосиля, от нашей высоты 259,0 – и до Орла».

Поскольку один из фронтовиков – «сам» Солженицын, в поездке их, естественно, сопровождает многоразличное начальство. Гуляют по местам боевой славы ветераны, с трудом узнают осевшие высоты, обмелевшие овраги, ищут следы своих блиндажей, предаются обычным воспоминаниям, как было «у нас», да какие блиндажи были «у них»… И так понемногу приближаются к Желябугским Выселкам. Поднялись по склону «к самым верхним избам». А там сидят две древние с виду русские старухи:

«Сидят они хоть и под деревьями, а на березах листочки еще мелкие, так сквозь редкую зелень – обе в свету, в тепле.

У левой, что в темно-сером платке, а сама в бушлате, – на ногах никакая не обувь, а самоделка из войлока или какого тряпья. По-сухому, значит. А обглаженного посоха своего верхний конец обхватила всеми пальцами двух рук и таково держит у щеки.

У обеих старух такие лица заборозделые, врезаны и запали подбородки от щек, углубились и глаза, как в подъямки, – ни по чему не разобрать, видят они нас или нет. Так и не шевельнулись. Вторая, в цветном платке, тоже посох свой обхватила и так уперла под подбородок.

– Здравствуйте, бабушки, – бодро заявляем в два голоса. Нет, не слепые, видели нас на подходе. Не меняя рукоположения, отзываются – мол, здравствуйте.

– Вы тут – давнишние жители?

В темном платке отвечает:

– Да сколько живы – все тут.

– А во время войны, когда наши пришли?

– Ту-та…».

Дальше пошли расспросы о возрасте. Одной, оказалось, восемьдесят пятый, вторая же – всего лишь с двадцать третьего!