История русской литературы ХХ в. Поэзия Серебряного века: учебное пособие

С бесчеловечною судьбой
Какой же спор? Какой же бой?

Но этот вечер голубой

Еще мое владенье.

И небо. Красно меж ветвей,

А по краям жемчужно…
Свистит в сирени соловей,
Ползет по травке муравей —
Кому – то это нужно.

Пожалуй, нужно даже то,

Что я вдыхаю воздух,
Что старое мое пальто
Закатом слева залито,
А справа тонет в звездах.

Иванов стал знаковой фигурой поэзии русского зарубежья первой волны. Он был выбран председателем общества «Зеленая лампа», организованного Д. Мережковским и З. Гиппиус, состоял членом парижского Союза русских писателей и журналистов, участвовал в литературном объединении «Круг» (1935–1939).

В коротких, афористически точных стихотворениях поэт воплощал мироощущение русских эмигрантов, чья душа и сердце принадлежали России, где они родились, получили образование, впервые познали любовь и творчество, России, чей язык был аналогом их духа, но телом и жизнью они были вне пределов родины и не могли и не хотели воспевать тот режим, который, по их мнению, попрал все святое и был античеловечен. В противовес «Хорошо» В. Маяковскому Иванов писал:

Хорошо, что нет Царя.
Хорошо, что нет России.
Хорошо, что Бога нет.
Только желтая заря,
Только звезды ледяные,
Только миллионы лет.
Хорошо – что никого,
Хорошо, что ничего,
Так черно и так мертво,
Что мертвее быть не может
И чернее не бывать.
Что никто нам не поможет
И не надо помогать.

Основная тема поэзии Иванова – собственно культура и искусство. Поэт искусно вплетает в свои стихотворения легко узнаваемые цитаты и перифразы, которые часто образуют самостоятельный узор на основном поэтическом рисунке автора. Так, в посвящении В. Маркову, знатоку русской поэзии и особенно футуризма, автору книги о русском авангарде, Иванов пишет, обыгрывая строки И. Северянина, включая перифразы из А. Пушкина, М. Лермонтова и Овидия:

В упряжке скифской трепетные лани —
Мелодия, элегия, эвлега…
Скрипящая в трансцендентальном плане,
Немазанная катится телега.
На Грузию ложится мгла ночная.
В Афинах полночь. В Пягигорске грозы.

…И лучше умереть, не вспоминая,

Как хороши, как свежи были розы,

Обладая поразительным слухом на музыкальную основу стихотворения, Георгий Иванов создает из стиховой музыки собственную «матрицу», воплощающую и Россию, и Серебряный век, узнаваемую как музыкальная тема русского романса и лейтмотив поэзии А. Блока.

Это звон бубенцов издалека,
Это тройки широкий разбег,
Это черная музыка Блока
На сияющий падает снег.

…За пределами жизни и мира,

В пропастях ледяного эфира
Все равно не расстанусь с тобой!

И Россия, как белая лира,

Над засыпанной снегом судьбой.

Человек в поэтическом мире Иванова обречен на одиночество и смерть, от которой ничего не спасает, ни Бог, ни любовь, ни Муза. Эмиграция предстает в кошмарном образе загробного бала (ассоциации с «Плясками смерти» А. Блока и «Бобком» Ф. Достоевского). Эпиграф к стихотворению Г. Адамовича «Имя тебе непонятное дали… / Ты забытье. / Или – точнее – цианистый калий / Имя твое»:

Как вы когда-то разборчивы были,
О, дорогие мои.
Водки не пили, ее не любили,
Предпочитали Нюи.

Стал нашим хлебом – цианистый калий,

Нашей водой – сулема.
Что ж? Притерпелись и попривыкали,
Не посходили с ума.

Даже, напротив, – в бессмысленно —

злобном
Мире – противимся злу:
Ласково кружимся в вальсе загробном
На эмигрантском балу.