История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

«Дневник писателя» Борис Зайцев опубликовал в 1929—1932 годах в парижской газете «Возрождение»; в нём поведано о злободневных проблемах культурной, общественной и религиозной жизни русского зарубежья. «Бесстыдница в Афоне», «Иоанн Кронштадтский», «Оптина пустынь», «Сын Человеческий», «Памяти погибших», «Вновь об Афоне», «Об интеллигенции», «Итальянский друг России», «Крест», «Новые книги Муратова», «Дела литературные» – здесь множество ярких, колоритных портретов русских людей проходит перед глазами читателей. Иоанн Кронштадтский не был оценен официальными кругами, но народ, простые люди, ломился на его богослужения. Многих людей спасал он от болезней, о чём рассказал в своей книге о нём отец Василий Шустин. «Русская народная природа очень сильно была в нём выражена, эти голубые, совсем крестьянские глаза, полные ветра и полей, наверно, действовали неотразимо – особенно когда горели любовью и молитвой. О. Иоанн являлся своего рода «Николой Угодником», ходатаем и заступником, к нему можно обратиться в горе, беде, в болезни – он поможет. Недаром всюду, где он появлялся, собиралась толпа – так было и всегда с существами, как он» (Зайцев Б. Дневник писателя. М., 2009. С. 65). Не обошёл своим вниманием Б. Зайцев и событие в Париже, когда утром 26 января 1930 года сотрудники ОГПУ украли генерала Кутепова, руководителя Русского общевоинского союза (РОВС), ведшего борьбу с большевиками. Сообщение своё Б. Зайцев назвал «Крест» (Возрождение. 1930. 6 февраля). «Мне не важно знать, – писал Б. Зайцев, – такой или этакий был Кутепов, сколько у него врагов, сколько друзей. Сейчас он – знамя мученичества, знамя России распинаемой, он не может, не может не быть своим каждому русскому, каких бы взглядов тот ни был. Горе сближает, но и проводит грань. Кто с тобой, тот свой. Кто против тебя, от того отойду. Пусть он отличнее, он уже не мой» (Зайцев Б. Дневник писателя. С. 98).

Огромное впечатление сейчас производит имя Павла Петровича Муратова (1881—1950), писателя и искусствоведа, о котором Б. Зайцев не раз писал ещё в 1912 году, когда вышла книга П. Муратова «Образы Италии» в двух томах. А сейчас, когда вышла в свет и третья книга «Образов Италии» (Берлин, 1924), Б. Зайцев дал многогранную характеристику деятельности П.П. Муратова, отметив, как искусствовед от «образов Италии» перешёл к русской иконе: «Изучение итальянского Ренессанса, византийской и эллинистической живописи привело к русской иконе. В этой области довелось ему многое сделать. Как раз начало нашего века ознаменовано новым подходом к искусству древнерусскому: зодчеству, фресковой живописи, иконе. Имена Муратова, Остроухова, Анисимова навсегда связаны с этим возрождением старой Руси в огромных художнических её делах… Много тут помогла так называемая «расчистка» икон и фресок – высвобождение их от позднейших записей… В связи с этим движением, опираясь на него, появилась «Древнерусская иконопись» Муратова, установившая прямую связь нашего иконного художества с Византией… Но и не просто Византия дала нам нашу иконопись – а Византия лучшего своего, неоэлинистического расцвета (ХII в.)» (Возрождение. 1931. 30 мая).

В «Дневнике писателя» Б. Зайцев упрекает Леонида Леонова, который так хорошо начал свой творческий путь, но потом в романах «Барсуки» и «Соть» начал сдавать: «Почти за десять лет работы лучшая вещь – тот же «Петушихинский пролом», «Барсуки» сумбурны, многословны, в них есть аляповатость, но это можно читать. «Вора» уж просто не дочитаешь (я, по крайней мере, не мог, до такой степени длинно, фальшиво, лубочно)… И вот у меня на столе «Соть». Это ещё новый поворот. Самое в ней, пожалуй, интересное (но и страшное) – это: как за десять лет сумели обработать и сломить человека даровитого, настоящего, может быть, даже крупного писателя…» (Зайцев Б. Дневник писателя. С. 135).

Зайцев Б. Избр. произв.: В 3 т. / Вступ. ст. и коммент. Е. Воропаевой. М., 1991.

Зайцев Б. Дневник писателя. М., 2009.

Василий Макарович Шукшин (25 июля 1929 – 2 октября 1974)

Родился в селе Сростки Бийского района Алтайского края в крестьянской семье. Учился в сельской школе, работал в колхозе, в 1944—1947 годах учился в Бийском автомобильном техникуме. Отца, Макара Леонтьевича Шукшина, помнил плохо, он был арестован в 1933 году органами ОГПУ, но, по словам близких, это был огромный мужик, работящий и неразговорчивый. В 1956 году был реабилитирован. Мать, Мария Сергеевна Шукшина (в девичестве Попова), религиозная, сохранила в душе богатый народный русский язык, полный диалектизмов, пословиц и поговорок; она была любительницей песен, сказок. Многое передалось от неё сыну.