История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

А.С. Пушкин называл Разина «единственным поэтическим лицом русской истории», «славным бунтовщиком». О Разине писали Лермонтов и Кольцов, Тургенев и Островский, высказывал своё отношение к Разину Л.Н. Толстой. Но только в современной литературе тема разинского восстания получила всестороннее освещение, хотя тут же наметились две крайние тенденции: с одной стороны, писатели, создавая образы разинского движения, стремились романтизировать бунтарство, со всеми его положительными и отрицательными чертами, а с другой стороны, модернизировать его, приписывая черты недавнего стихийного бунта, преимущественно крестьянского (см. стихи В. Нарбута, В. Александровского, И. Рукавишникова, А. Ширяевца; пьесы В. Каменского, А. Глобы, В. Гиляровского; романы А. Алтаева «Стенькина вольница» (1925) и «Взбаламученная Русь» (1930), «Степан Разин» В. Каменского (1928), «Корабль купца Романова» Е. Николаевой (1931).

И считалось, что авторы этих произведений использовали исторические материалы и документы разинского движения предвзято.

Вопрос об использовании исторического материала в историческом романе имеет принципиальное значение. От того, какие принципы отбора документального материала принял писатель при воссоздании того или иного реального эпизода, зависит полнота и многогранность его освещений.

А. Чапыгин широко и полновесно использует исторический материал, уместной цитатой создавая и передавая яркий колорит того времени, рисуя «всамделишный» мир, в существование которого веришь. Он изображает архаическую экзотику и детали быта, превосходно «вышивая» подробности тогдашней эпохи, великолепно описывает детали и подробности костюмов того времени, утвари, домашнего обихода, порой увлекается этими деталями, оказываясь будто в плену подробностей и деталей, но от этого яркость изображения не утрачивается, хотя ход динамичного развития события чуть-чуть замедляется, становится однообразным и монотонным.

С. Злобин решительно отказывается от цитирования исторических источников, тем самым как бы освобождая себя от каркаса документальности, который твёрдо связывает творческую свободу отбора материала, он не только не цитирует документ, но и не копирует источники. Он, коренным образом перерабатывая исторический материал, стремится к полному растворению документа в собственном художественном тексте, причём настолько, что у читателя нет никакой возможности отличить документальность повествования от вымышленного повествования. Документ и вымысел как бы сливаются в едином художественном потоке, стирая грани между «реальным», «документальным» и «придуманным», «возможным».

Исследователи обратили внимание на специфическую обработку исторического материала в данном случае, но сделали из этого неправильный вывод, представляя его лишь в выгодном для С. Злобина свете: «Следуя за историческими фактами в глубь веков и отвлекаясь от архаики документа, Злобин стремится увидеть живую историю. В историческом документе его интересуют не экзотические детали, не «отношения» вещей, а прежде всего отношения людей, творящих историю. Факт, как таковой, не играет для писателя самодовлеющей роли. Сведения из истории он сообщает как бы мимоходом, направляя основное внимание на объяснение их смысла. Для писателя важно не столько внешнее сходство с источником, сколько объяснение того, как история делалась людьми, как должны были происходить события в соответствии с законами исторического процесса, как они могли (!) происходить и как происходили в действительности. В отказе от увлечения экзотикой и архаикой документа, в умении видеть за внешними фактами глубинный смысл событий, в правильном соотношении «действительного» и «возможного» при использовании документа кроется секрет той объёмности, монументальности, художественной глубины, которых достигает Злобин в изображении истории» (Кудряшова Е. Степан Злобин как автор исторических романов. С. 38—39).

При обработке источников, поясняет Е. Кудряшова, Злобин должен был отвергнуть источники, составленные враждебными разинскому движению людьми, их точка зрения неприемлема для советского писателя, он должен был так критически обработать материал, домыслить и художественно его оформить, чтобы историческая истина предстала здесь в полном объёме.

Вроде бы всё правильно и точно соответствует нынешним теориям, но Е. Кудряшова не замечает, что такая позиция даёт широкий простор для произвольного толкования исторических фактов.

Степан Злобин работал над романом о Степане Разине совсем в иное время, чем А.П. Чапыгин. Только что победоносным триумфом закончилась Великая Отечественная война, а это многое меняло в оценках прошлого.