История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

«Сам Иван Африканович, сам иной раз как дитя малое, чего говорит» – так думает о своём муже Катерина. Даже вернувшись с фронта, Иван Африканович не огрубел. Когда тёща попросила его отрубить петуху голову, он «заоглядывался, растерялся». Ему ничего не оставалось делать, как взять топор и пойти на поветь. Внешне он бодрился, нельзя уронить себя в глазах тёщи, а внутренне весь исходит жалостью к этому шустрому петуху, растерянно смотрит то на петуха, то на топор с еловой чуркой. Всю войну прошёл, штурмовал Берлин, на каком фронте только не был, ордена и медали украшают его грудь, а рубануть петуха побоялся. Пришлось дрожащие руки Ивана Африкановича измазать мёртвой петушиной кровью, которого «ловко нарушила» сама Катерина, чтобы в глазах тёщи зять остался достойным уважения. Вот так и во всём остаётся Иван Африканович словно сотканным из разных лоскутков – то он может разогнать с колом всю деревню, то насмерть испугаться какого-то районного уполномоченного, то признаётся в горячей, безумной любви Катерине, то окажется в загородке у бойкой бабёнки Дашки-путанки, то блеснёт умом, сноровкой, смёткой, деловитостью, то представится примитивным, туповатым, неспособным к самозащите… Одно дело, когда он на своей земле, тут он деловит, работает на совесть, за всё плохо сработанное у него болит душа. И то, что пахать выехали поздно, и то, что раскиданный бабами навоз весь пересох, и то, что вспаханные места ненамного отличались от невспаханных, и то, что Мишка равнодушен ко всему этому и плохо обрабатывает землю, да ещё и рожу шутовскую корчит, когда Иван Африканович велит ему остановиться и не делать «огрехов», – все это приводит в неистовство Ивана Африкановича, и он «вне себя», «в горячке» чуть было не отлупил Мишку.

А стоит ему оказаться за пределами родной деревни, в районной милиции, куда он привёз передачу Митьке, на станции, в поезде, как он сразу теряется, становится беспомощным, робким. В нём жива извечная деревенская стеснительность.

В образе Ивана Африкановича отображён милый, чуть-чуть наивный, может, чуть-чуть смешной, но такой обаятельный в своей простоте и безыскусственности человеческий характер. Он весь отдан людям, природе, жизни. Он знает свои слабости, знает, что ему нельзя пить, это к добру обычно не приводит. Много ведь раз бывало, когда, перепив, он причинял и себе и окружающим боль, слёзы, страдания. И не может удержаться, порой напивается. Натура у него широкая, добрая, безотказная.

В Иване Африкановиче много мягкости, неповторимой душевной доброты, сердечности, которой так славен русский народ. Вспомним хотя бы, с какой теплотой прощался Иван Африканович с соседями, с друзьями-односельчанами, когда он надумал всё-таки уехать из деревни на заработки. Все его любят. В их словах нет придуманности, фальши, неестественности. Никто его не уговаривает, не даёт лишних советов. Скупо, просто, но сколько неподдельного чувства! Он относится к тем людям, о которых Сократ сказал, что им легче перенести обиду, чем нанести её. О таких обычно говорят, что они и мухи не обидят. В нём много кротости, всепрощения, может быть, даже непротивления злу насилием. Но это не философия, не отношение к жизни, а такой уж у него характер. В нём есть созерцательность, пассивность. Он бывает твёрдым, решительным, обозлённым, он может даже замахнуться на Катерину, когда она ему перечит, но это состояние, а не характер. А по характеру он уступчив, мягок, щедр на добрые дела. Твёрдость прежде всего нужно проявлять при сопротивлении, когда нужно что-то ломать. Тут он чаще пасует, пасует перед обстоятельствами, перед людьми. В его характере много нежности. И только порой в нём обнаруживаются такие черты, о которых невозможно было подозревать при внешнем знакомстве. Вместе с мягкостью в нём уживаются твёрдость, смелость, решительность.