История русской литературы XIX века. Часть 2: 1840-1860 годы

В поэме угадывается время, наступившее после поражения восстания декабристов: сторонники Вадима, находящиеся «В изгнанье дальнем и глухом», задумываются над тем, «Как вольность пробудить опять». Одновременно в духе декабристской поэзии они бросают упреки современникам в общественной апатии, обвиняя их в упадке гражданской доблести. Нередко герои в таких поэмах содержат два типа черт, которые впоследствии будут разведены и станут принадлежностью разных персонажей. Например, в «Литвинке» Арсений (русский боярин, влюбленный в пленную литвинку Клару – героиню поэмы), с одной стороны, напоминает гордых и могучих героев Байрона, с другой – обладает явно демоническими чертами.

«Боярин Орша» (1835–1836)

С течением времени в поэмах на русский исторический сюжет нарушается байронический канон. Главное отличие от байронической поэмы, с которой, например, поэма «Боярин Орша» тесно связана, состоит в том, что вместо одного центрального героя, занимающего все сюжетно-эмоциональное пространство поэмы, в лермонтовском произведении выведены два равновеликих. Тем самым устранено единодержавие героя, вследствие этого конфликт резко обнажен и сюжет драматизирован. В отличие от героев байронической поэмы характеры героев мыслятся не однолинейными, а принципиально сложными: тиран Орша одновременно и патриот, отважный защитник родины от посягательств врагов; при всей симпатии к свободолюбцу Арсению автор-поэт осуждает протест личности, если он принимает форму индивидуалистического разрушительного произвола.

В результате поэма Лермонтова стала не столько апологией свободы личности, ее мятежа, сколько художественным раздумьем о сложности и трагичности личности, выступающей за свои законные и неотъемлемые права, о таинственности и неясности причин, по которым праведный гнев и протест неизбежно перерастают в губительный для окружающих и для самого человека демонический или граничащий с преступлением бунт.

От поэмы «Боярин Орша» идут две линии – одна к поэме «Мцыри», а другая – к поэме «Песня про… купца Калашникова».

Не менее существен для Лермонтова третий тип поэмы, в основу которого положен фантастический сюжет о демоне, падшем ангеле («<Азраил>», «Ангел смерти», «Демон»). Эти поэмы по своей структуре также связаны с европейской традицией, в частности с мистериями Байрона и других авторов.

Иронические и юнкерские поэмы

Особые группы составляют так называемые «иронические» («Сашка», «Монго», «Тамбовская казначейша», «Сказка для детей») и юнкерские («Гошпиталь», «Петергофский праздник», «Уланша») поэмы. Большинство из них было написано в переломный для Лермонтова период и только две – «Тамбовская казначейша» и «Сказка для детей» – в заключительный этап творчества. «Ироническим» поэмам предшествовали юнкерские, выполненные в предельно натуралистической и вызывающей, эпатирующей манере. Местом действия поэм избран нарочито низкий быт. Для его изображения стали необходимы другие, нежели прежде, краски. Несмотря на издержки натуралистического языка и стиля, юнкерские поэмы в какой-то мере способствовали отказу от риторических клише и изношенных поэтизмов.

В «иронических» поэмах объектами насмешки стали прежде высокие романтические герои или чувства: в «Сказке для детей» вместо могучего Демона предстал чертенок «неизвестного ранга». В отношениях героев «Тамбовской казначейши» можно усмотреть в известной мере пародию на неземную страсть Демона и Тамары. В поэме «Сашка» не лишенный сочувствия герой – разочарованный «лишний человек», «добрый малый» – изображен также иронически: неистощимый на желания, он растрачивает себя в разврате.

Проза 1828–1832 и 1833–1836 годов

Как и с поэмами, с лирикой связаны два крупных прозаических произведения раннего Лермонтова – романы «Вадим» и «Княгиня Лиговская». Оба романа не окончены.

«Вадим» (1832)

Источником сюжета романа «Вадим» послужил эпизод из Пугачевского бунта. Основу сюжета составила история мести героя за поруганное человеческое достоинство. Стало быть, конфликт романа типично романтический: титаническая личность вступает в борьбу с обществом. Этот конфликт разрабатывался в целом ряде произведений русской и европейской литератур, включая Пушкина, Загоскина, А. Бестужева-Марлинского, Байрона, В. Скотта, Ф. Шиллера, Ф. Р. Шатобриана, В. Гюго. Горбун Вадим напоминает так называемых «героев-монстров», безобразно-уродливых физически и прекрасных нравственно, встречаемых в немецкой и французской литературах. С романтическими произведениями роднит роман и постановка метафизической проблемы «добра и зла». Может быть, самое главное состоит в том, что в романтических произведениях личность целиком охватывает сюжет, который и строится как осуществление духовного и душевного ее содержания.

Роман «Вадим» пронизан лиризмом, следовательно, автор не скрывает своей причастности к сюжету и стилю повествования.