История русской литературы XIX века. Часть 2. 1840-1860 годы

Примером этому служит повесть «Ученое путешествие на Медвежий остров», являющая собой образец сложной эстетической реакции сатирической фантастики на актуальные события культурной жизни. Едва европейская общественность успела проститься с известнейшими учеными – палеонтологом Ж. Кювье и основателем египтологии Ж. Шампольоном-младшим, – как результаты их изысканий подверглись жестокому осмеянию в повести Сенковского. Ученый видит за обычным снежным узором ледяной пещеры таинственные письмена, повествование о глобальной катастрофе, постигшей древнюю цивилизацию вследствие удара о Землю кометы огромных размеров. Но достаточно скептической реплики одного из путешественников – и глобальное пространство оказывается иллюзией. Возможно, что смысл древних «иероглифов» – результат аберрации (искажения изображения) научного взгляда, ошибки повествователя-ученого. В комической ситуации самообмана ученых мужей – определенная мировоззренческая концепция автора. Отвергаются не только наукоцентризм, но и рациональность. Сама цивилизация, культура и духовность вынуждены уступить место «природе» в ее космической и телесной ипостасях: стихийная мощь космоса всесильна и губительна, над человеком, его телом и душой властвуют примитивные инстинкты. Вследствие этого в повести апокалипсические картины приправлены гротескными натуралистическими картинами вплоть до каннибализма, сатирическими «наблюдениями» над слабостями людского рода. Катастрофичность снимается комичностью.

Фабула повести «Похождения одной ревизской души» схематично сводится к следующему: буддийский лама из калмыков, живущих на территории Саратовской губернии, в состоянии медитации фиксирует ряд собственных перерождений, диапазон которых весьма широк: от блохи, кусающей китайского мандарина, до русского мужика, бежавшего из крепостной неволи. Буддийское мироустройство профанируется в той же мере, что и христианская концепция души; конфуцианство и пифагорейство – одинаковые заблуждения разума, как и просветительские воззрения. Ниспровергаются утопические представления о царстве справедливости и теория официальной народности; утверждается принципиальная возможность произвольного толкования божественного откровения, снов-медитаций и бюрократических указов, природа которых одинаково профанна (искажена, опошлена, осквернена) в художественном мире повести. Финал подчеркнуто многовариантен, что также соотносится с идеей всеобъемлющей относительности.

Во всех фантастических повестях Сенковского нравоописательность парадоксальным образом сочетается с глубокими философскими проблемами, которые из серьезных превращаются в смехотворные и, наоборот, благодаря ироническому пафосу. Игровая установка становится эстетическим принципом автора.

Появление первых повестей Сенковского под одной обложкой («Фантастические путешествия Барона Брамбеуса») сделало журнального «двойника» писателя по-своему популярной, мифологизированной фигурой литературного процесса. Личность Сенковского подменялась маской Брамбеуса, которая многими воспринималась как воплощение цинизма и пошлости. Но Сенковский не столько был циником и пошляком, сколько играл в цинизм и пошлость. В этом смысле правомерно сопоставление Барона Брамбеуса с Козьмой Прутковым, появившимся в литературе позднее. Брамбеус пародировал не только себя, но и пушкинского Белкина, который тоже был фигурой достаточно условной, хотя и не отчужденной от социально-исторической реальности. Самоиронию и самопародию Брамбеуса порой невозможно отделить от самоиронии и самопародии автора.

В фантастических сюжетах о путешествии внутрь Везувия («Сентиментальное путешествие на гору Этна»), о загробной жизни («Записки домового»), в аллегорическом повествовании «Большой выход у Сатаны» и т. д. разрабатывались образные ходы, к которым впоследствии обратятся Достоевский и особенно Салтыков-Щедрин.

Светская повесть

Тот специфический круг, который именовался «большим светом» (писатель граф В. А. Соллогуб так и назвал свою повесть «Большой свет») или «светом», привлек внимание русских писателей в 1820-1830-е годы и стал предметом художественного изображения и изучения в одной из разновидностей повести, получившей название «светской» и ставшей самостоятельным жанром.

Истоки светской повести лежат в творчестве Карамзина. Тема «света» стала основной в его повести «Александр и Юлия» (1796), причем характерно, что в повести уже есть ирония в адрес светского общества.