История русской литературы XIX века. Часть 3: 1870-1890 годы

В 1856 г. вышла вторая книга лирики Некрасова, которая принесла ему известность в самых широких общественных кругах. С этой книги, объединившей лучшее из написанного за семнадцать лет, начинается его слава народного поэта. Сборник открывался программным стихотворением "Поэт и гражданин", которое продолжало пушкинскую и лермонтовскую традицию драматизированной диалогической формы, демонстрирующей пересечение отдельных мнений ("Разговор книгопродавца с поэтом" А. С. Пушкина, "Журналист, читатель и писатель" М. Ю. Лермонтова). У Некрасова выведенный "вовне" диалог явно имеет черты исповедальности, обнажающей неразрешенную драму в истерзанной противоречиями душе поэта. Двуголосие, которое не распадается, но и не склоняется к победе лишь одного голоса, уже было испытано Некрасовым в раннем стихотворении "Разговор". Теперь, в "Поэте и гражданине", сталкиваются установка на многоголосие и открытая тенденциозность социального звучания: пафос гражданственности победительно действует на погрязшего в рутине жизни, а когда-то героически настроенного преобразить ее Поэта. Но итога все же нет и не может быть (стихотворение заканчивается многоточием), а сама проблема, данная уже заглавием, представляется Некрасову заведомо трагической. Гражданин с болью признает, что должно отказаться от призвания быть художником "в годину горя": "Когда свободно рыщет зверь, / А человек бредет пугливо". Поэту необходимо разрешить сомнение: "Пускай ты верен назначенью, / Но легче ль родине твоей…" – но, как хорошо понимает автор стихотворения, в глубинах души которого развертывается самый спор, – что бы ни выбрал Поэт, он не будет вполне удовлетворен своим выбором. Как позднее сформулировал Некрасов мучительное для него противоречие между жизнью и поэзией:

Мне борьба мешала быть поэтом,
Песни мне мешали быть борцом.

("Зине", 1876)

Однако в стихотворении "Поэт и гражданин" предложен и единственно возможный, с точки зрения автора, способ примирения идеально прекрасной, величественной, "сладкогласной" Музы с Музой, чья красота "угрюмая", чей удел – быть "вечно жаждущей, униженно просящей", просящей не духовного блаженства, а насущных мирских благ. С этим способом непосредственно связана программа, декларируемая стихотворением "Поэт и гражданин". Она состоит в том, чтобы соединить высокое и вечное искусство с убогой реальностью жизни маленького человека и его насущными потребностями:

А ты, поэт, избранник неба,
Глашатай истин вековых,
Не верь, что не имущий хлеба
Не стоит вещих струн твоих!

Классическая основополагающая тема русской лирики – тема назначения поэта и поэзии – с ранних пор рассматривалась Некрасовым в двуединстве житейского и идеального, граждански-патетического и бытового. Бытовая сцена (наказание крестьянки на Сенной площади в Петербурге) в какой-то миг теряет натуралистическую достоверность и преображается в гражданский символ – символ кровной связи поэта с собственным народом и его судьбой ("Вчерашний день, часу в шестом…", 1848). Образ Музы в поэзии Некрасова традиционно аллегоричен, но это аллегория особого типа, обладающая постоянными, характерно некрасовскими признаками: Муза – "родная сестра" терзаемого народа и поэта ("Вчерашний день, часу в шестом…", "Музе", 1876), "печальная спутница печальных бедняков" ("Муза, 1852), любящая – "ненавидя" ("Блажен незлобивый поэт", 1852), "Муза мести и печали" ("Замолкни, Муза мести и печали!", 1855). Она принимает страдания за то, что крепит союз между поэтом и "честными сердцами": "Не русский – взглянет без любви / На эту бледную, в крови, / Кнутом иссеченную Музу…" ("О Муза! Я у двери гроба!", 1877).

С образом Музы связан в поэзии Некрасова сложнейший вопрос: соотношения искусства, призванного творить гармонию и красоту, и целей социальной борьбы, гражданственности, которые по своей сути исключают "спокойное", благообразное искусство.

"Если проза в любви неизбежна…"

В 50-е годы наивысшего драматизма достигает лирика любви, соединяя социальность и психологизм, "прозу" и "поэзию" чувства. Сострадание Некрасова угнетенным обретает наивысшую концентрацию в теме женской судьбы – идет ли речь о простой крестьянке ("В дороге") или обитательнице "петербургских углов" ("Когда из мрака заблужденья…", "Еду ли ночью по улице темной…"). К женщине поэт относится не с позиций эстета, пылкого возлюбленного или романтического юноши: он видит в ней существо, наиболее забитое, беззащитное, приниженное обществом, бесправное – по сравнению с мужчинами, которые все же имеют преимущества при тех же социальных условиях. Гуманизм Некрасова имеет глубокие драматические корни: вместе с Г. И. Успенским он мог бы возразить тем, кто видит в женщине лишь "красоту тела", воплощенное совершенство, наконец, "гения чистой красоты": "Все это ужасная неправда для человека…" ("Выпрямила", 1885).