История русской литературы XIX века. В 3 ч. Ч. 2

Резкому снижению подвергаются в повестях Барона Брам-беуса (литературная маска Сенковского) едва ли не все общепринятые ценности: религия, семья, образование, государственные институты, даже божественное мироустройство и космический порядок. Емкая жанровая форма повестей Сенковского ³¹ определила типичную композицию и сюжетную схему произведений: герой (повествователь) преодолевает невероятные, порой поистине космические масштабы времени пространства в поисках смысла, высших ценностей, истины. Однако сюжетные перипетии завершаются если не природной, то морально-психологической катастрофой, искания персонажей оборачиваются извращением идеала, заведомой профанацией священного.

Примером этому служит повесть «Ученое путешествие на Медвежий остров», являющая собой образец сложной эстетической реакции сатирической фантастики на актуальные события культурной жизни. Едва европейская общественность успела проститься с известнейшими учеными — палеонтологом Ж. Кювье и основателем египтологии Ж. Шампольоном-младшим, — как результаты их изысканий подверглись жестокому осмеянию в повести Сенковского. Ученый видит за обычным снежным узором ледяной пещеры таинственные письмена, повествование о глобальной катастрофе, постигшей древнюю цивилизацию вследствие удара о Землю кометы огромных размеров. Но достаточно скептической реплики одного из путешественников — и глобальное пространство оказывается иллюзией. Возможно, что смысл древних «иероглифов» — результат аберрации (искажения изображения) научного взгляда, ошибки повествователя-ученого. В комической ситуации самообмана ученых мужей — определенная мировоззренческая концепция автора. Отвергаются не только наукоцент-ризм, но и рациональность. Сама цивилизация, культура и духовность вынуждены уступить место «природе» в ее космической и телесной ипостасях: стихийная мощь космоса всесильна и губительна, над человеком, его телом и душой властвуют примитивные инстинкты. Вследствие этого в повести апокалипсические картины приправлены гротескными натуралистическими картинами вплоть до каннибализма, сатирическими «наблюдениями» над слабостями людского рода. Катастрофичность снимается комичностью.

Фабула повести «Похождения одной ревизской души» схематично сводится к следующему: буддийский лама из калмыков, живущих на территории Саратовской губернии, в состоянии медитации фиксирует ряд собственных перерождений, диапазон которых весьма широк: от блохи, кусающей китайского мандарина, до русского мужика, бежавшего из крепостной неволи. Буддийское мироустройство профанируется в той же мере, что и христианская концепция души; конфуцианство и пифагорейство — одинаковые заблуждения разума, как и просветительские воззрения. Ниспровергаются утопические представления о царстве справедливости и теория официальной народности; утверждается принципиальная возможность произвольного толкования божественного откровения, снов-меди-таций и бюрократических указов, природа которых одинаково профанна (искажена, опошлена, осквернена) в художественном мире повести. Финал подчеркнуто многовариантен, что также соотносится с идеей всеобъемлющей относительности.

Во всех фантастических повестях Сенковского нравоописа-тельность парадоксальным образом сочетается с глубокими философскими проблемами, которые из серьезных превращаются в смехотворные и, наоборот, благодаря ироническому пафосу. Игровая установка становится эстетическим принципом автора.

Появление первых повестей Сенковского под одной обложкой («Фантастические путешествия Барона Брамбеуса») сделало журнального «двойника» писателя по-своему популярной, мифологизированной фигурой литературного процесса. Личность Сенковского подменялась маской Брамбеуса, которая многими воспринималась как воплощение цинизма и пошлости. Но Сенковский не столько был циником и пошляком, сколько играл в цинизм и пошлость. В этом смысле правомерно сопоставление Барона Брамбеуса с Козьмой Прутковым, появившимся в литературе позднее. Брамбеус пародировал не только себя, но и пушкинского Белкина, который тоже был фигурой достаточно условной, хотя и не отчужденной от социально-исторической реальности. Самоиронию и самопародию Брамбеуса порой невозможно отделить от самоиронии и само-пародии автора.

В фантастических сюжетах о путешествии внутрь Везувия («Сентиментальное путешествие на гору Этна»), о загробной жизни («Записки домового»), в аллегорическом повествовании «Большой выход у Сатаны» и т.д. разрабатывались образные ходы, к которым впоследствии обратятся Достоевский и особенно Салтыков-Щедрин.

СВЕТСКАЯ ПОВЕСТЬ

Тот специфический круг, который именовался «большим светом» (писатель граф В.А. Соллогуб так и назвал свою повесть «Большой свет») или «светом», привлек внимание русских писателей в 1820-1830-е годы и стал предметом художественного изображения и изучения в одной из разновидностей повести, получившей название «светской» и ставшей самостоятельным жанром.