История русской литературы XIX века. В трех частях. Часть 1 1800-1830-е годы

Слыхали ль вы за рощей глас ночной
Певца любви, певца своей печали?
Когда поля в час утренний молчали,
Свирели звук унылый и простой
Слыхали ль вы?
Встречали ль вы в пустынной тьме лесной
Певца любви, певца своей печали?
Следы ли слез, улыбку ль замечали,
Иль тихий взор, исполненный тоской,
Встречали ль вы?

Здесь Пушкин уже синтезирует мотивы поэзии Жуковского с элегическими достижениями музы Батюшкова. Тематически стихи очень грустны. Внимая им, «утешится безмолвная печаль, и резвая задумается радость». Это определение, обращенное Пушкиным к Жуковскому, подходит к настроению его собственного стихотворения «Певец». И в то же время Пушкин широко использует звукопись элегических стихов Батюшкова: вся элегия пронизана ласкающим звуком «л», придающим поэтическому языку лелеющую гармонию. «Итальянская» стихия языка Батюшкова юному Пушкину уже по плечу. Он свободно владеет ею и в элегии «Желание», тематически опять-таки примыкающей к Жуковскому:

Медлительно, влекутся дни мои,
И каждый миг в унылом сердце множил
Все горести несчастливой любви
И все мечты безумия тревожит.
Но я молчу не слышен ропот мой
Я слезы лью; мне слезы утешенье;
Моя душа, плененная тоской,
В них горькое находит наслажденье.
О жиз ни час! лети, не жаль тебя,
Исчез ни в тьме, пустое привиденье;
Мне дорого любви моей мученье –
Пускай умру, но пусть умру любя!

«Унылое сердце», «горести любви», «мечты безумия», «душа, плененная тоской», «горькое наслаждение», – все это формулы элегической поэзии Жуковского. Но изнутри они пронизаны светом ласковой надежды. Эту надежду придает им звуковое, «батюшковское» оформление элегического стиха, все построенное на льющемся и вьющемся сочетании сонорных «л» и «м» с гласными звуками.

«Прохождение школы Батюшкова – Жуковского, двух поэтов, у которых культура русского стиха достигла наивысшего для того времени совершенства, имело чрезвычайно важное значение и для развития художественного мастерства Пушкина, – справедливо утверждал Д. Д. Благой. – На двойной основе – стиха Батюшкова с его пластичностью, скульптурностью, „зримостью глазу“ и стиха Жуковского с его музыкальностью, богатством мелодических оттенков, способных передавать тончайшие движения души и сердца, синтетически вырабатывается тот качественно новый, небывалый по своей художественности „пушкинский “ стих, первые образцы которого мы встречаем уже в некоторых лицейских произведениях поэта и который с таким несравненным блеском даст себя знать в его послелицейском творчестве. Жуковский уже в 1815 году отзывался о Пушкине как о „будущем гиганте, который всех нас перерастет ^“. „О, как стал писать этот злодей!“ – воскликнул Батюшков, прочитав послание Пушкина Юрьеву» (1819).