История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год. В авторской редакции

Сталин в разговоре с Прокофьевым, который держался вполне независимо, отметил, что в журнале «Звезда» есть «безусловно» хорошие произведения, но хороших произведений не хватает, «вот вы и вывалили в одну кучу». Прокофьев гордо ответил, что «журнал у нас не мусорная куча», «мы давали и хорошие вещи». Прокофьев тут же высказал обиду на писателей, которые не любят критики, «даже иногда небольшая критика оставляет глубокую царапину». Сталин возразил: «Этого бояться не следует. Как же иначе людей воспитать без критики». Мирный характер разговора Сталина и Прокофьева выпадал из задуманного плана. И Маленков тут же напомнил собравшимся, что в ЦК «Зощенко критиковали, а вы его приютили». Прокофьев напомнил, что «сейчас у Зощенко третья комедия идёт». Сталин насторожился: «Вся война прошла, все народы обливались кровью, а он ни одной строки не дал. Пишет он чепуху какую-то, прямо издевательство. Война в разгаре, а у него ни одного слова ни за, ни против, а пишет всякие небылицы, чепуху, ничего не дающую ни уму, ни сердцу. Он бродит по разным местам, суётся в одно место, в другое, а вы податливы очень. Хотели сделать журнал интересным, и даёте ему место, а из-за этого вам попадает, и не могут быть напечатаны произведения наших людей. Мы не для того советский строй строили, чтобы людей обучали пустяковине».

Вишневский, чистый рапповец, вновь заговорил о М. Зощенко, вспомнил, что везде персонажами у него «являются пьяные, калеки, инвалиды, везде драки, шум», и в рассказе «Приключения обезьяны» – «опять инвалиды, опять пивные, опять скандалы».

Сталин бросил две реплики: «Он проповедник безыдейности» и «Злопыхательские штуки», Вишневский по-своему понял эти реплики и горячо заговорил о М. Зощенко.

«Мы не для того советский строй строили, чтобы людей обучали пустяковине» – вот главная линия Сталина и всего ЦК ВКП(б) в рассматриваемый период, здесь нет ни слова о свободе слова, о свободе выбора тем, о свободе сатирического жанра, когда писатель сам выбирает своих персонажей и по-своему их представляет читателям. А М. Зощенко – писатель сатирический, у него большинство произведений построено на конфликте личности и общества, на недостатках и противоречиях общества, не дающего свободу действий человеческой личности.

В обсуждении прозвучали и слова в поддержку Анны Ахматовой, об этом говорили А. Прокофьев и Н. Тихонов, она пишет о грусти, но мотивы грусти «присущи и советскому человеку» (Литературный фронт. С. 197–215).

Выступление Сталина 9 августа 1946 года на заседании Оргбюро ЦК по вопросу о ленинградских журналах можно прочитать в сборнике документов «Большая цензура. Писатели и журналисты в Стране Советов. 1917–1956 (М., 2005. С. 573–576): «Ведь в армии было 12,5 миллиона человек. Разве можно предположить, что все они были ангелами, настоящими людьми. Разве это возможно? Всякое бывало. Этих людей надо встречать как всех – хорошо пишешь, почет и уважение, плохо пишешь – учись».

На совещании не прозвучало каких-либо организационных выводов. И Сталин был настроен вполне примирительно: «Ленинград» закрыть, а в «Звезде» надо кое-что поправить, сменить редактора, изменить редколлегию. Обычное дело. В связи с этим любопытна записка начальника отдела 2-го Главного управления МГБ СССР Шубнякова об оценке М. Зощенко о состоянии советской литературы: «Я считаю, что советская литература сейчас представляет жалкое зрелище. В литературе господствует шаблон. Поэтому плохо и скучно пишут даже способные писатели. Нет зачастую у руководителей глубокого понимания задач искусства». «Творчество должно быть свободным, у нас же – всё по указке, по заданию, под давлением» (Власть и художественная интеллигенция: Документы. 1917–1953. М., 2002. С. 586).

Но это был только один вопрос. С развёрнутым сообщением Сталин выступил о фильмах «Нахимов», «Иван Грозный» и «Большая жизнь», в которых совершены грубые ошибки создателей фильмов: «В фильме «Нахимов» тоже имеются элементы недобросовестного подхода постановщиков к изучению того предмета, который они хотели показать»; «Иван Грозный» Эйзенштейна, вторая серия… омерзительнейшая штука! Человек совершенно отвлёкся от истории. Изобразил опричников, как последних паршивцев, дегенератов… Ведь мы хотим воспитывать молодёжь на правде, а не на том, чтобы искажать правду. Наконец, третий фильм – «Большая жизнь». То, что там изображено, это, конечно, не большая жизнь. Всё взято для того, чтобы заинтересовать нетребовательного зрителя… Просто больно, когда смотришь, неужели наши постановщики, живущие среди золотых людей, среди героев, не могут изобразить их как следует, а обязательно должны испачкать? У нас есть хорошие рабочие, чёрт побери! Они показали себя на войне, вернулись с войны и тем более должны показать себя при восстановлении… Если назвать фильм – «Большая жизнь», то его придётся кардинально переделать…» (Власть и художественная интеллигенция. С. 582–584).