История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год. В авторской редакции

«Вокруг ЕАК и газеты «Эйникайт», издававшейся комитетом, постепенно сгруппировались все еврейские писатели и журналисты, именно в с е, и это важно иметь в виду, многие деятели культуры и науки. Трудно назвать кого-либо из еврейских писателей страны, от молодых, начинавших в ту пору, до таких патриархов, как прозаики Дер Нистер или Бергельсон, кто остался бы в стороне от антифашистской работы, не писал бы для «Эйникайт» или по запросам зарубежных изданий, поступавшим в ЕАК из США, Англии, Мексики, Аргентины, Бразилии и других стран. И почти никто из авторов не избежал ареста, следствия, обвинительного приговора. Скажу даже так: не следует называть тех считаных, кого обошли репрессии и преследования: едва ли им доставило бы радость узнать, что в дни, когда преследовалась и обвинялась кровь, национальность, когда на плаху и на муку шли сотни людей, слепой случай сохранил их, уберег от страданий» (Борщаговский А. Обвиняется кровь. С. 40). А. Борщаговский ошибается, уверяя своих читателей, что обвинялась кровь. Это чисто политическое дело, говорящее о розни в воюющем обществе, а в войне против фашизма должно быть единство под руководством коммунистической партии. «Еврейский вопрос» продолжался с 1948 по 1952 год. 21 сентября 1948 года в «Правде» появилась статья И. Эренбурга «По поводу одного письма», в которой автор убедительно доказывал, что евреи – не нация, они ходом истории обречены ассимилироваться с теми народами, на территории которых они проживают, говорить и писать на чужом языке, усваивать их обычаи и нравы. Многих евреев это удивило и раздосадовало. Но И. Эренбург был тонкий политик, хорошо знал «кремлёвскую кухню»: единая еврейская нация Сталину была не нужна, уже видно было, что начинается так называемая холодная война. Арестованный С. Лозовский резко и красноречиво говорил о нелепости обвинений:

«Президиум ЕАК признан шпионским центром, это – вздор. Внутри президиума могли быть члены, которые занимаются шпионажем: если Фефер утверждает, что он занимался шпионажем, то это его дело, но чтобы этим делом занимался весь президиум – это политический нонсенс и это противоречит здравому смыслу. Как же всё-таки получились эти 42 тома (на судейском столе громоздились 42 тускло-синих, объёмистых следственных тома. – А. Б.), как получилось, что все 25 следователей шли по одной дорожке?.. Дело в том, что руководитель следствия, заместитель начальника следственного отдела полковник Комаров имел очень странную установку, о которой я уже говорил и хочу повторить. Он мне упрямо втолковывал, что евреи – это подлая нация, что евреи – жулики, негодяи и сволочи, что вся оппозиция состояла из евреев, что евреи хотят истребить всех русских.

Вот что говорил мне полковник Комаров. И естественно, имея такую установку, можно написать чего хочешь. Вот из чего развилось древо в 42 тома, которые лежат перед вами и в которых нет ни слова правды обо мне» (Судебное дело. Т. 7. Л. 77. Борщаговский А. С. 143). И добавлял: «Если у вас будет хотя бы пять процентов уверенности в том, что я на полпроцента изменил Родине, партии и правительству, я заслуживаю расстрела» (Судебное дело. Т. 7. Л. 258. Борщаговский А. С. 144). А в книге А. Борщаговского «Записки баловня судьбы», написанной чуть ранее, в 1991 году, автор рассказывает о трагической истории ЕАК, и в книге есть фраза, в которой автор явно перебарщивает суть трагедии: «Я обратился к материалам ЕАК и судьбе еврейской художественной интеллигенции, чтобы показать нечто существенно новое – то небывалое злодейство, за которым не просто цепь убийств, а единый замысел, планомерная подготовка к уничтожению всех еврейских писателей, всех сколько-нибудь заметных деятелей национальной культуры – к уничтожению их как этапу на пути к геноциду в отношении целого народа» (Борщаговский А. Записки баловня судьбы. С. 136–137).

Но это это только одна сторона дела. Проблема состояла не в судьбе евреев-литераторов, даже не в судьбе АЕК, а в национализме как еврейском, так и русском.

В это время укрепилось положение Дмитрия Трофимовича Шепилова.

Д.Т. Шепилов обучался в Московском университете, Институте красной профессуры, стал профессором, во время войны был политработником, закончил войну генерал-майором, вскоре стал главным редактором газеты «Правда», был на хорошем счету у И. Сталина как экономист-аграрник.

Однажды Сталин пригласил Шепилова «потолковать» и заговорил об учебнике по политэкономии. «– Ну, вот, – начал Сталин. – Вы когда-то ставили вопрос о том, чтобы продвинуть дело с учебником политической экономии. Вот теперь пришло время взяться за учебник по-настоящему. У нас это дело монополизировал Леонтьев (Лев Абрамович Леонтьев (1901–1974, член-корреспондент АН СССР (1939), экономист. – В. П.) и умертвил всё. Ничего у него не получается. Надо всё по-другому организовать…