История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год. В авторской редакции

«Солнце мёртвых» И. Шмелёв начал в Париже, а закончил в Грассе, куда по приглашению Буниных Шмелёвы приехали в июне 1923 года. У Буниных бывали Мережковские, А.В. Карташёв, Н.Я. Рощин, Л. Зуров. Завязалась переписка с Куприным, Кутыриной, спорили с Буниным. Приехавший в Париж Ангарский привёз Шмелёву двадцать фунтов стерлингов за переиздание его произведений, но Шмелёв, с благодарностью вспоминая его поручительство, возвращаться в Россию отказался, он хочет оставаться «свободным писателем».

И. Шмелёв даёт слово одному из моряков, который вспоминает тех, кто расстреливал арестованных тысячами: «…Сколько-то тыщ. И всё этот проклятый… Бэла Кун. А у него полюбовница была, секретарша, Землячка прозывается, а настоящая фамилия неизвестна… вот зверь, вот стерьва! Ходил я за одного хлопотать… показали мне там одного, главного чекиста… Михельсон, по фамилии… рыжеватый, тощий, глаза зелёные, злые, как у змеи… главные эти трое орудовали… без милосердия! (Там же. С. 588). И ещё одна глубокая авторская мысль, пришедшая ему тогда, когда он вспомнил, что «янтарное, виноградное своё имя» Ялта потеряла, переименовали в Красноармейск: «Новые творцы жизни, откуда вы?! С лёгкостью безоглядной расточили собранное народом русским! Осквернили гроба святых и чуждый вам прах Благоверного Александра, борца за Русь, потревожили в вечном сне. Рвёте самую память Руси, стираете имена-лики. Самое имя взяли, пустили по миру, безымянной, родства не помнящей. Эх, Россия! Соблазнили тебя – какими чарами? Споили каким вином?!. Много без роду и без креста, – жаждут, жаждут… А вы, несущие миру новое, называющие себя вождями, любуйтесь и не отмахивайтесь. Пафосом слов своих оплакиваете страждущих?.. Жестокие из властителей, когда-либо на земле бывших, посягнули на величайшее: душу убили великого народа! Гордые вожди масс, воссядете вы на костях их с убийцами и ворами и, пожирая остатки прошлого, назовётесь вождями мёртвых» (Там же. С. 525–526).

«Солнце мёртвых» было опубликовано в сборнике «Окно» в издательстве «Возрождение» в Париже. И чуть ли не сразу в журналах и газетах появились отклики на повесть. Шведская писательница Сельма Лагерлёф написала Шмелёву, что она восхищается его талантом художника и печалит её то, что всё, что описано в повести, произошло на наших глазах и в Европе. Герхард Гауптман в письме Шмелёву признал его талант, способный «проникнуть в суть зыбкого социального строения и человеческой натуры вообще» (Архив И.С. Шмелёва. Цит. по: Сорокина О. Московиана. Жизнь и творчество Ивана Шмелёва. С. 147–148).

19 февраля 1928 года опубликовала рецензию на повесть газета New York Times, в которой говорилось, что Иван Шмелёв «с большой выразительностью передаёт весь ужас и всю боль, чем всё красноречие и пиротехника Карлейля в его «Французской революции» (Сорокина О. Московиана. Жизнь и творчество Ивана Шмелёва. С. 147).

Александр Амфитеатров писал о повести «Солнце мёртвых»: «Её общественное и общечеловеческое значение поглотило в ней литературу. Ибо более страшной книги не написано на русском языке… Покойный Леонид Андреев пугал, пугал, а мы не пугались. А Шмелёв не пугает, а только рассказывает день за днем… – и страшно! За человека страшно» (Амфитеатров А. Страшная книга // Возрождение. 1926. 17 ноября). В советской прессе – только отрицательные оценки: И. Аксёнов написал, что эта повесть «одна из самых остервенелых противосоветских агиток в белой литературе» (Печать и революция. 1923. № 6); Николай Смирнов дважды высказал свои оценки, в «Красной нови» признал талант Шмелёва, отметив в повести лишь «злобную мстительность» (1924. № 3), а через два года Смирнов отказал ему в таланте: «Все его произведения есть нечленораздельное завывание кликуши» (Новый мир. 1926. № 6); А. Воронский назвал повесть «совершенно исключительным пасквилем на республику Советов» (Прожектор. 1925. № 13); Д. Горбов назвал все послереволюционные произведения И. Шмелёва «омутом живучего безобразия» (Красная новь. 1926. № 7).