История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год

Василий Петряев был ошеломлён, потрясён до глубины души тем, что открылось перед ним в первый же день Октябрьского переворота. Утром, вслед за братом, он бросился на помощь к своим товарищам-эсерам, чётко осознавая своё место в их рядах. Он испытывает к большевикам «злое чувство», ведь «призывы большевиков на последних бурных митингах нашли вполне отклик». Но это пока не смущает Василия. «Ну что же, поборемся», – задорно подумал он.

Одурманенный ложными идеалами своей партии, он большевиков называет «хулиганами», которые «вылезли из нор». «Ему хотелось самому скорее принять участие в бою; самому бить, крошить тех, кто начал эту безумную бойню». Но так и не пришлось Василию взяться за оружие. Туда, где идут бои, он не попал, а то, что он увидел за этот день, подорвало его уверенность в правильности избранного пути. Василий увидел, что большевиков поддерживает большинство трудового народа. И главное – Василий узнал среди них много своих друзей, приятелей, знакомых. Но только тогда, когда увидел Акимку, своего юного друга, Петряев был потрясён. «Значит, я в него буду стрелять?» Эта мысль показалась ему чудовищной. После этого он больше и больше убеждается в ложности своих идеалов. Он ещё продолжал ненавидеть этих людей, «но в то же время чувствовал, как в его душе обрывается решимость».

А. Яковлев глубоко и тонко прослеживает процесс духовного перелома, который происходит в душе Василия Петряева. Его решительность сменяется растерянностью при виде силы и сплочённости большевиков, при виде того, как дружно поддерживают большевиков рабочие, солдаты, красногвардейцы. Уверенность, сила, твёрдость духа восставшего народа ошеломили его. Он, беспомощный и разбитый, почувствовал непереносимую усталость, горела голова, ломило в висках, в этот момент его переполняло «новое чувство глубокой грусти, почти отчаяния». Об активном участии в событиях уже не может быть и речи. От его твёрдой уверенности не осталось и следа. Теперь он не знает, где искать выход. Твёрдо он знает только одно: сейчас он не может сражаться против таких же, как и он, рабочих.

«Почти равнодушный к тому, что делалось в городе», Василий со стыдом и болью вспоминает свои вчерашние слова о большевиках. Тогда ему казалось, что за большевиками идут только «фанатики, мошенники и дураки». А тут – почти весь трудовой народ пошёл за большевиками. С этих пор нестерпимая боль входит в его сердце. Он знает, что идёт «драка во имя правды», но где эта правда, куда идти в поисках ее, он ещё не осознал.

А. Яковлев показывает и тех, кто равнодушен к событиям, кто не принимает в них никакого участия, полузгивает семечки, издали наблюдая за происходящим. Художник увидел и тех, кто хотел бы примирить всех людей на этой земле: «Буржуи, пролетарии, социалисты… Зря всё это. Все люди, все человеки. Никто ж не знает, где правда». Активное участие в революции, казалось бы, принимали и такие, как Акимка Розов, в котором живёт пока что только мальчишеское желание пострелять. А куда, во имя чего, во имя какой правды – это ещё неразрешимые для него вопросы. Его революционный пыл сразу пропадает, как только он увидел, что люди сошлись в кровавой драке не для забавы. «Уйти бы отсюда», – с тоской думал он. Но уйти он не успел, погиб от пули юнкера.

Иван Петряев, напротив, твёрд, решителен, уверен в своей правоте. Но в первый же день он, рабочий, чувствует себя чужим среди юнкеров, студентов и офицеров. И чем дальше, тем острее он ощущает неправоту избранной им дороги. И прежде всего его поражает жестокость, с которой юнкера и офицеры расправляются с пленными красногвардейцами. В его сознание постепенно входит мысль, что здесь идёт не «драка… в большом размере», как ему казалось раньше, а самая настоящая классовая битва. «Что-то новое захватило и спеленало его». По инерции он ещё участвует в боях, стреляет в своих, рабочих, но минуты озлобления всё чаще сменяются апатией, равнодушием, он становится винтиком, действует «молча, как заведённая машина». Начинается пробуждение: «Весь рабочий люд на той стороне. Может быть, и правда там тоже, у тех людей? В поисках её, этой правды, Иван забрался в этот лагерь. Казалось, здесь она… А на самом деле… Где она?» От твёрдости – к равнодушию, к сомнениям, от сомнений к прозрению – таков путь Ивана Петряева к правде своего времени.

Он понимает, что сделал роковую ошибку и что платить за неё нужно сполна: «У побеждённых только один честный путь – смерть». «Большой, сильный, с такими твёрдыми взглядами на жизнь», Иван Петряев «почувствовал себя пустым», «до ужаса уставшим». И всё четче выплывали подробности недавних боев, вставали лица тех, кого он уничтожил. И всё четче ощущал он своё одиночество, свою оторванность от рабочих масс, торжественно вышедших на улицы, чтобы проводить в последний путь погибших товарищей. Все десять лет революционной борьбы он мечтал о таком всенародном восстании, а сейчас, когда такой момент настал, он стоит в стороне «как чужой, как враг». Этого Иван перенести не может и в конце концов пускает себе пулю в лоб.