История русской революции, том 2, Октябрьская революция

Но и большевики, не видевшие выхода на путях формальной демократии, не отказывались еще от идеи Учредительного собрания. Они и не могли это сделать, не порывая с революционным реализмом. Создаст ли дальнейший ход событий условия для полной победы пролетариата, этого нельзя было предвидеть с абсолютной уверенностью. Но вне диктатуры советов и до этой диктатуры Учредительное собрание должно было явиться высшим достижением революции. Точно так же, как большевики защищали соглашательские советы и демократические муниципалитеты от Корнилова, они готовы были защищать Учредительное собрание от покушений буржуазии.

Тридцатидневный кризис завершился, наконец, созданием нового правительства. Главную роль, после Керенского, призван был играть в нем богатейший московский промышленник Коновалов, который в начале революции финансировал газету Горького, состоял затем членом первого коалиционного правительства, вышел с протестом в отставку после первого съезда советов, вступил в кадетскую партию, когда она созрела для корниловщины, и теперь вернулся в правительство в качестве заместителя председателя и министра торговли и промышленности. Рядом с Коноваловым заняли министерские посты Третьяков, председатель московского биржевого комитета, и Смирнов, председатель московского военно-промышленного комитета. Киевский сахарозаводчик Терещенко оставался министром иностранных дел. Остальные министры, в том числе и социалисты, были без особых примет, но вполне готовы не нарушать гармонии. Антанта могла быть тем более довольна правительством, что послом в Лондоне оставался старый дипломатический чиновник Набоков, послом в Париж отправлен был кадет Маклаков, союзник Корнилова и Савинкова, в Берн - "прогрессист" Ефремов: борьба за демократический мир была передана в надежные руки. [312]

Декларация нового правительства представляла злостную пародию на московскую декларацию демократии. Смысл коалиции был, однако, не в программе преобразований, а в том, чтобы попытаться доделать дело июльских дней: обезглавить революцию, разгромив большевиков. Но здесь "Рабочий путь", одно из перевоплощений "Правды", дерзко напоминал союзникам: "Вы забыли, что большевики - это теперь советы рабочих и солдатских депутатов". Напоминание попадало в больное место. "Само собой, - признает Милюков, - ставился роковой вопрос: не поздно ли? Не поздно ли объявлять войну большевикам?"

Пожалуй, действительно поздно. В день сформирования нового правительства в составе 6 буржуазных министров и 10 полусоциалистических закончено было формирование нового Исполнительного комитета Петроградского Совета в составе 13 большевиков, 6 эсеров и 3 меньшевиков. Правительственную коалицию Совет встретил резолюцией, внесенной его новым председателем Троцким. "Новое правительство... войдет в историю революции как правительство гражданской войны... Весть о новой власти встретит со стороны всей революционной демократии один ответ: {в отставку}!.. Опираясь на этот единодушный голос подлинной демократии, всероссийский съезд советов создаст истинно революционную власть". Противникам хотелось видеть в этой резолюции лишь очередной вотум недоверия. На самом деле это была программа переворота. На ее выполнение понадобится ровно месяц.

Кривая хозяйства продолжала резко клониться вниз. Правительство, Центральный исполнительный комитет, вскоре и вновь созданный предпарламент регистрировали факты и симптомы упадка как доводы против анархии, большевиков, революции. Но у них не было и намека на какой-нибудь хозяйственный план. Состоявший при правительстве для регулирования хозяйства орган не сделал ни одного серьезного шага. Промышленники закрывали предприятия. Железнодорожное движение сокращалось из-за недостатка угля. В городах замирали электрические станции. Печать вопила о катастрофе. Цены росли. Рабочие бастовали слой за слоем, вопреки предупреждениям партии, советов, профессиональных союзов. Не вступали в конфликты только те слои рабочего класса, которые уже сознательно шли к перевороту. Спокойнее всего оставался, пожалуй, Петроград. [313]

Невниманием к массам, легкомысленным безразличием к их нуждам, вызывающим фразерством в ответ на протесты и крики отчаяния правительство поднимало против себя всех. Казалось, оно умышленно искало конфликтов. Рабочие и служащие железных дорог почти с февральского переворота требовали повышения заработной платы. Комиссии сменяли друг друга, никто не давал ответа, у железнодорожников выматывали душу. Соглашатели успокаивали, Викжель сдерживал. Но 24 сентября взрыв разразился. Только тут правительство спохватилось, железнодорожникам сделаны были кое-какие уступки, и стачка, уже успевшая охватить большую часть сети, прекратилась 27 сентября.