История Русской Церкви. 1700–1917 гг.

в) Изыскание и правильное расходование средств для все возраставшего числа духовных учебных заведений зависели от личного отношения к ним епархиальных архиереев и от понимания ими пользы школ. Этот фактор стал решающим, после того как, согласно «Духовному регламенту», учреждение школ и наблюдение за ними были предоставлены епархиальным архиереям и их администрации. Если бы к началу XVIII в. такое понимание необходимости и пользы школ было в достаточной степени распространено в кругах церковной иерархии, то, вероятно, Петру I и Феофану Прокоповичу не было бы нужды помещать в «Духовном регламенте» пространные рассуждения о пользе образования вообще и для духовенства — в частности. Как законодательной акт, закладывавший основы церковного управления, «Регламент» был задуман прежде всего в качестве инструкции для епархиальных архиереев. Из приведенного выше доклада 1727 г. явствовало, что организация духовных учебных заведений в первые годы после опубликования «Духовного регламента» шла очень медленно. Наиболее энергичными оказались епископы малороссийского происхождения, в особенности же выпускники Киевской коллегии, которая в 1701 г. была преобразована в академию. Будучи более образованными, чем великорусские, они гораздо лучше представляли себе необходимость обучения духовенства. Из стен Киевской Академии вышла и значительная часть преподавательского корпуса страны, окончивших ее можно было встретить в качестве учителей в самых отдаленных местностях империи [1361]. Среди епископов отдельного упоминания заслуживают: Белгородский и Харьковский Епифаний Тихорский, Иркутский Иннокентий Кульчицкий, Псковский (позднее митрополит Киевский) Рафаил Заборовский, Казанский Иларион Рогалевский и Тверской Феофилакт Лопатинский. Во 2–й половине XVIII в. следует особо отметить Арсения Могилянского в Киеве и Самуила Миславского в Харькове, а затем в Киеве; из великорусских же епископов — прежде всего Московского митрополита Платона, Новгородского и Петербургского митрополита Гавриила Петрова, а также Нижегородского епископа Дамаскина Семенова–Руднева [1362]. Всем им приходилось на каждом шагу преодолевать большие трудности в изыскании необходимых материальных средств.

Как уже говорилось, для содержания духовных школ «Духовный регламент» предусматривал выделение определенной части урожая с епископских, монастырских и церковных вотчин. Доходы эти поступали крайне нерегулярно, что отчасти объяснялось инертностью или даже сопротивлением их владельцев. Осложняли дело и постоянные перемены в органах управления церковными имениями, прекратившиеся лишь при Екатерине II после секуляризации (см. § 10). Финансовые затруднения были зачастую столь велики, что иные епархиальные архиереи, в особенности в первые годы после смерти Петра I, при всем желании не могли открыть школу в своем архиерейском доме. Ведь дело было не только в том, чтобы обеспечить жалованьем учителей, — согласно «Духовному регламенту», на средства школы нужно было также содержать учеников и снабжать их учебными пособиями. Поначалу «Духовный регламент» предусматривал обязательное обучение только сыновей протоиереев и наиболее обеспеченных священников, но рядом последующих указов оно было распространено на сыновей духовенства в целом, в результате чего школы стали посещать также дети малоимущих священнослужителей и псаломщиков, которых приходилось содержать на школьные средства. Вследствие этого образовались две категории учащихся: казеннокоштные и своекоштные. Положение обеих было безрадостным. П. Знаменский подчеркивает, что оно не улучшалось на протяжении всего XVIII в., во всяком случае в духовных семинариях [1363].

Духовные академии, почитавшиеся в качестве высших школ, находились в менее стесненном положении. Ими интересовались как Церковь, так и светские власти, причем последние отпускали, хотя и нерегулярно, субсидии на содержание преподавательского состава и учащихся. Прецедент в этом отношении создал сам Петр I, выделив в 1718 г. из казны Монастырского приказа деньги для Московской Духовной Академии [1364]. Поиск средств на ремонт зданий Московской Академии оставался в продолжение всего XVIII в. неразрешимой проблемой, что очень вредило занятиям. Приходилось довольствоваться случайными поновлениями ветхих полуразрушенных строений академии, а отдельные классы порой вынуждены были размещаться по разным монастырям. Лишь в 1814 г. академия окончательно была переведена в здание Троицкой семинарии, принадлежавшей Свято–Троицкой Сергиевой лавре [1365].