Штаты 1764 г., равно как и позднейшие их повышения, не привели и к улучшению материального положения преподавателей, которое было особенно тяжелым в семинариях. П. Знаменский высказывает даже мнение, что переход на штатное содержание только ухудшил их положение. Платы натурой — дровами и продуктами питания — больше не было, а денежное жалованье, несмотря на его повышения, не поспевало за ростом цен, который поразил города во 2–й половине XVIII в. Учителя, бывшие по большей части людьми семейными и жившие на частных квартирах, получали от семинарий дополнительно в лучшем случае только дрова. Нужду испытывали и учителя из ученого монашества. Во Владимирской семинарии имел место такой случай: иеромонах Моисей вследствие бедственной жизни заболел «меланхолической болезнью» и доносил епархиальному архиерею, что из–за «замешательства мыслей» он не может более исполнять свои обязанности. Несмотря на повышения денежного оклада в 1784 и 1797 гг., материальное положение учителей оставалось настолько малопривлекательным, что недостаток в них все более возрастал. Вследствие реформы местного управления при Екатерине II многие семинаристы оказались на государственной службе, где жалованье было выше и где чиновники могли получать побочные доходы от послушного населения [1388]
. Эта тенденция усугублялась тем обстоятельством, что правительство поощряло поступление студентов семинарий и академий в светские учебные заведения. Так, при Екатерине II за счет студентов духовных академий неоднократно пополнялась Медико–хирургическая академия. В 1798 г. епископов лишили права (которым они обладали с 1779 г.) отпускать семинаристов на светскую службу по своему усмотрению — теперь этим ведал Святейший Синод; в результате такого рода переходы поначалу практически прекратились, исключения делались только для Медико–хирургической академии. В 1803 и 1804 гг. вышли адресованные епархиальным архиереям указы Святейшего Синода, согласно которым разрешалось отпускать лишь тех семинаристов, которые по причине слабого здоровья не годились в священники. Изданный одновременно именной указ запрещал светским учреждениям принимать на службу лиц духовного звания без отпускных свидетельств, выданных Святейшим Синодом. Целью этих указов было обособление духовенства в замкнутое сословие [1389]. Вместе с тем правительство требовало от Святейшего Синода, чтобы выпускники академий направлялись на педагогическую работу в Министерство народного просвещения. Комитет 1808 г., о котором еще будет речь, докладывал императору Александру I: «Учительская семинария народных школ, все прежние врачебные училища наполнялись и доселе наполняются большею частью питомцами духовных семинарий; сверх сего, знатное их число при учреждении губерний и при других случаях поступило в разные части государственной службы» [1390]. Как отметил П. Знаменский, развитие Церкви тормозилось тем, что именно лучшие силы молодого поколения систематически уходили на государственную службу [1391].И в самом деле, среди государственных деятелей, сыгравших значительную роль в политической и культурной истории России, есть целый ряд выпускников духовных учебных заведений, в которых и была заложена основа для их будущих плодотворных трудов. Назовем здесь лишь несколько громких имен. Из Киевской Академии вышли: канцлер и министр иностранных дел при Екатерине II А. Безбородко, один из наиболее даровитых русских дипломатов; пока еще, к сожалению, не вполне оцененный знаменитый историк Н. Н. Бантыш–Каменский; министр юстиции при Александре I Д. П. Трощинский; направленный в Медико–хирургическую академию Д. Велланский, который сыграл значительную роль в либерально–философском движении в царствование Александра I, и, наконец, автор Губернского устава 1775 г. граф П. В. Завадовский, ставший в 1811 г. председателем Государственного совета. Знаменитый М. М. Сперанский и первый историк Сибири П. А. Словцов окончили Александро–Невскую семинарию. Известный шеллингианец профессор М. Г. Павлов был выпускником Воронежской семинарии [1392]
.