История Русской Церкви. 1700–1917 гг.

Казанская Академия была реформирована позднее, чем все другие; она возобновила свою деятельность лишь в 1842 г. Обер–прокуроры Нечаев и Протасов затягивали открытие преобразованной академии якобы из–за отсутствия средств, в действительности же — из характерных для николаевской эпохи соображений: умножение такого беспокойного элемента, как студенчество, было политически нежелательно. И только Казанскому архиепископу Владимиру Ужинскому (1836–1848) удалось наконец настоять на открытии академии. Так как здание семинарии сильно пострадало от пожара, аудитории пришлось расположить в чердачном этаже Спасского монастыря, а студентов расселить по монашеским кельям. Ректор академии архимандрит Григорий Митькевич (1844–1851) и архиепископ Григорий Постников (1848–1856) многое сделали для академии в материальном отношении [1515]. Среди преподавателей особенно выделялись уже упомянутые архимандриты Феодор Бухарев и особенно Иоанн Соколов. Курс догматики, читавшийся Соколовым в Казани (и позднее — в Петербурге), производил такое же сильное впечатление на студентов, как и раньше — петербургские лекции по церковному праву. Один из слушавших в Казани лекции Иоанна с восторгом вспоминал о глубине и ясности его мысли, необыкновенной оригинальности языка и лежавшей на всем печати неповторимой личной одаренности. «Отличительною чертою его лекций было соединение в них тонкого и глубокого философского анализа с некоторым оттенком мистицизма самой, впрочем, чистой, высокой и благородной пробы» [1516]. При всех своих достоинствах Соколов как преподаватель и ректор был, по свидетельству П. Знаменского, также одного из его учеников, властолюбив и полон презрения, иногда граничившего с грубостью, не только по отношению к студентам, но и к профессорам. Превышая свои полномочия, он перемещал профессоров и доцентов с одной кафедры на другую, вмешивался в их преподавательскую деятельность. Его своеобразный характер и эти выходки, как пишет тот же Знаменский, являлись немалой помехой нормальному течению учебного процесса [1517]. Преемники его, архимандрит Иннокентий Новгородов (1867–1868) и Никанор Бровкович (1868–1871), приложили немало усилий, чтобы ликвидировать отрицательные последствия его ректорства [1518].

Как видно из приведенных примеров, в течение некоторого времени накануне реформы 1869 г. Казанская Академия служила местом ссылки «либерально настроенных» ученых монахов (Бухарев, Соколов, Бровкович). От других академий она отличалась тем, что считалась академией миссионерской, которая призвана была знакомить своих студентов с религиями и языками нерусских народов России. Однако до 1869 г. для этого только закладывались основы.

Реформа 1808–1814 гг. помимо устранения недостатков духовной школы имела в виду также расширение ее учебных программ. Прежде всего выяснилось, что закончившие семинарии по старой программе не обладали достаточными знаниями для того, чтобы слушать академические лекции нового научного уровня. Одновременно дал о себе знать значительный недостаток в подходящих преподавателях. К счастью, быстро обнаружилось, что среди студентов можно найти множество способных молодых людей, из которых при новых порядках вскоре получились хорошие учителя. Новое поколение преподавателей стремилось строить свою педагогическую деятельность на основе самостоятельного научного исследования. Эти устремления натолкнулись на репрессивное противодействие со стороны ректоров и епархиальных архиереев, в подчинении которых находились академии. В течение 30 пореформенных лет новые программы постепенно подвергались обратному пересмотру в пользу прежних и в конце концов в 1839–1840 гг. с согласия императора Николая I были сильно урезаны обер–прокурором Протасовым. Все эти меры нанесли тяжелый удар по академическому и семинарскому образованию, но были уже не в силах остановить научную работу в области богословия. Несмотря на репрессии, она выжила, продолжала развиваться и создала предпосылки для стремительного подъема богословия во 2–й половине XIX в., когда реформа 1808–1814 гг. дала наконец зрелые плоды.