Кромѣ общественныхъ неурядицъ, пороки сильные господствовали и въ частной жизни. Жаловались тогда на пьянство, сквернословіе, чувственность. Женщина окончательно запирается въ теремѣ, который признанъ былъ единственнымъ средствомъ для сохраненія семейной чистоты. Соловьевъ пишетъ: “Женщина спѣшила удалиться, или ее спѣшили удалить отъ общества мужчинъ, чтобы волею или неволею удержать въ чистотѣ нравственность, чистоту семейную; не вслѣдствіе византійскаго, или татарскаго, или какого-нибудь другого вліянія явилось затворничество женщинъ въ высшихъ сословіяхъ, но вслѣдствіе извѣстной нравственной экономіи въ народномъ тѣлѣ; подтвержденіе здѣсь сказанному нами найдемъ мы послѣ въ прямыхъ извѣстіяхъ современниковъ-очевидцевъ. Историкъ не рѣшится отвѣчать на вопросъ: что бы стало съ народомъ въ ХІV вѣкѣ безъ церкви, монастыря и терема?”.
Чѣмъ дальше на востокъ, тѣмъ нравы были грубѣе, что видно изъ посланія въ Вятку Св. Іоны, архіеп. новгородскаго. Сильны были еще остатки язычества. Господствовала вѣра въ волхвовъ и вѣдьмъ. Во Псковѣ, однажды, по случаю моровой язвы, сожгли въ началѣ XV в. 12 вѣдьмъ. Во Владимірѣ во время бездождія выкапывали изъ земли утопленниковъ. Продолжались въ нѣкоторыхъ мѣстахъ даже жертвы домовымъ, лѣшимъ, водянымъ. Народныя веселія сопровождались языческими обрядами даже при ознаменованіи церковныхъ праздниковъ. (Знаменскій). Нужда заставила добросердечнаго вел. кн. Димитрія Донского ввести смертную казнь, тогда какъ Владиміръ Мономахъ говорилъ: “не убивайте виновнаго, — жизнь христіанина священна”. Но прежде денежная пеня удерживала отъ воровства, а въ XIV в. пришлось воровъ вѣшать, за другія же преступленія бить кнутомъ. Естественно было то, что русскіе въ періодъ монгольскихъ насилій утратили часть довѣрчиваго простодушія. Горькая нужда заставила ограждать себя хитростью, когда не въ силахъ были противопоставить насилію отпоръ мужества. Это была — дань тяжкому времени со стороны слабыхъ (Архіеп. Филаретъ).
Но наряду съ этимъ, замѣтны отрадныя проявленія и новые успѣхи христіанскихъ понятій и чувствъ. Тяжкія бѣды — татарское нашествіе и иго, разражавшіеся моръ и голодъ — оказались для разрозненнаго русскаго общества удѣльнаго времени исправительнымъ бичемъ благаго Промысла Божія. Пробудилось чувство покаянія, къ чему все болѣе стали призывать посланія и лѣтописцы. Въ словахъ святыхъ еп. Серапіона Владимірскаго и митр. Кипріана приводились назидательные примѣры ниневитянъ, вспоминался израиль — невольникъ Египта, народъ призывался обратиться отъ земли къ Богу. Постоянною мыслью народа было, что онъ — христіанинъ, а жестокіе владыки его — невѣрные, ненавистные Богу. Основой жизни становилась высокая мысль — вѣра въ превосходство христіанской вѣры. Среди бѣдъ тяжкихъ выковывалась твердость въ характерѣ народа, стойкость въ своихъ правилахъ. Тамъ, гдѣ духъ христіанскій благодатно проникалъ въ душу и давалъ высшее направленіе ея силамъ, любовь къ Богу не боялась самыхъ суровыхъ и тяжкихъ подвиговъ. Благоговѣніе къ вѣрѣ, къ имени Христову было общимъ для всѣхъ состояній. (Архіеп. Филаретъ).
Смягчались и сердца князей, которые все болѣе полагались на волю Божію, а не на свой мечъ. Во время мора — черной смерти — проявлялось человѣколюбіе. Лучшіе люди погребали и чужихъ, служили по нимъ панихиды, молились среди гробовъ умершихъ отъ заразы. Иные въ такія времена спѣшили оставить міръ и уходили въ монастыри, отказывали имущества церквамъ и обителямъ; другіе въ домахъ готовились къ христіанской смерти. Когда моръ впервые возникъ во Псковѣ въ 1352 г., то жители его просили своего владыку, архіеп. новгородскаго св. Василія прибыть для молитвы. Святитель обошелъ весь Псковъ съ иконами и со священниками. Народъ съ воплемъ взывалъ: Господи помилуй! Язва къ зимѣ ослабѣла. Назидательно выразился одинъ современный лѣтописецъ о бѣдствіяхъ: “бысть милость Божія надъ христіаны, посланъ отъ Бога моръ на люди”. Показательно, что новгородцы, не видѣвшіе у себя Батыя, рѣдко, по отдаленности отъ Орды, испытывавшіе грабежи и насилія татаръ, меньше отдавались и покаянію. Въ монгольскій періодъ новгородцы пятнали себя звѣрскою необузданностью и злодѣйствами, какихъ не видно было въ другихъ краяхъ Россіи.
Высокими образцами въ вѣрѣ и благочестіи были для паствы святые митрополиты: Петръ, Ѳеогностъ, Алексій, Кипріанъ, Фотій и Іона, а также м. Кириллъ. Великими святителями были владыки ростовскіе: святые Игнатій (1288 [10]
), Іаковъ (1392) и Ѳеодоръ (1395); епископъ рязанскій Василій (1295); архіепископы новгородскіе святые Ѳеоктистъ (1310), Моисей (1359), Василій (1352); св. Стефанъ, еп. пермскій (1396); св. Діонисій, архіеп. суздальскій (1385); св. Арсеній, еп. тверской (1409); св. Серапіонъ, еп. Владимірскій (1275).